Земля наша велика и обильна...
Шрифт:
– Я всего лишь мальчик на посылках, – предупредил он сразу, хохотнул, добавил: – А завтра с вами хотел бы встретиться министр обороны! Вот ему-то несладко.
– Догадываюсь, – согласился я.
– Вот-вот! Мне намного проще: не допускать слишком уж больших беспорядков, разрешать столкновения болельщиков, в крайнем случае пусть пойдут кавказцев погоняют, пар выпустят…
– Да, – снова согласился я, – у вас задача проще.
Он снова хохотнул, я улыбнулся, налаживаем контакт, просто он хочет показать, что признает меня президентом де-факто, по моему влиянию на события, а я так же улыбкой и мимикой показывал, что принимаю его
На следующий день имел тайную беседу с оставшимся силовиком – министром обороны Горшковым. Темноликий, с вопрошающими строгими глазами, запавшими щеками, над которыми остро торчат вздернутые к глазам скулы, он мне понравился как непохожестью на разжиревших генералов, что с трудом передвигают свои трехсоткилограммовые туши, так и взглядом острых, внимательных глаз, которые то и дело становятся колючими.
– Вот, – сказал я, передавая ему листок бумаги, – здесь наши тезисы. Вам, как военному человеку, лучше меня должно быть понятно, что нужно сделать, чтобы хотя бы замедлить вторжение китайских войск… если решатся пересечь границу.
Он коротко взглянул на бумагу, словно сфотографировал, бросил испытующий взгляд на меня.
– Мы остановить не сможем, – отрубил он. – Армия не в том состоянии.
– Знаю. Но вы в состоянии подготовить аэродромы к приему тяжелых транспортных самолетов военно-воздушных сил США. Это процесс долгий, знаю, но, если начнете сейчас, успеете.
Он помолчал, глаза его некоторое время изучали меня, кивнул коротко.
– Это можно.
– И не привлечет внимания, как понимаю.
– Привлечет, но можно дать ложные следы. Надеюсь, мы будем готовиться не зря.
Я ответил коротко и загадочно:
– Мы над этим работаем.
В тот же день пришлось выехать еще раз, тем же макаром встретились с министром МЧС, в руках которого сосредоточена огромная мощь, по сути – собственная армия. Всем им прикрытие обеспечивали фээсбэшники, а еще день спустя со мной восхотели встретиться члены кабинета правительства.
Я вежливо пригласил их в наш офис, они усиленно приглашали меня в Кремль. Я еще вежливее отказался, сейчас это скомпрометировало бы меня больше, чем воровство в особо крупных размерах. Все-таки воровство – в России уже и не воровство, а обыденность, воруют все, только одни много, а другие мало, но мало воруют совсем не потому, что такие уж совестливые, понятно.
Потом переговоры внезапно прекратились, а еще через день Куйбышенко сообщил, что вовремя перехвачены две группы, посланные на мое устранение, а также удалось вовремя убрать снайпера, посланного на крышу значительно удаленного от моего дома. В ФСБ сцепились две группы, одна выполняет приказы президента, другая уже понимает, что прежняя власть неминуемо падет, лучше быть на моей стороне, и всячески старается обеспечить мою безопасность, не забывая мне об этом усиленно напоминать. Одновременно, естественно, идет последний, действительно распоследний передел собственности: генералы ФСБ, МВД и высшие чины военного министерства захватывают государственную собственность в личное владение, все равно американцы приватизируют, ничего государственного не останется, так поможем же штатовцам в этом нелегком деле…
Конецпольский, глава ФСБ, с некоторым тревожным ликованием сообщал, что никогда еще у них не было такого урожая на пойманных иностранных шпионов. На запоздалую
Их брали на дальних подходах, на близких, снимали с крыш домов, выхватывали на улице, едва те только делали движение к спрятанному пистолету. Конецпольский признался, что на улицы пришлось вывести не только весь оперативный состав, но и даже старых спецназовцев, переведенных на кабинетную работу. Япония, Китай, исламские страны не жалели ни денег, ни своих агентов, бросали все в топку, один-единственный выстрел или удар ножом могут изменить судьбу всего человечества.
На второй тайной встрече Горшков, министр обороны, сообщил с великой тревогой, что в Китае вскоре после начала триумфального шествия моей партии националистов с обновленной программой начались странные подвижки в правительстве, войска выведены на незапланированные маневры.
– А это непривычно? – переспросил я.
Он развел руками.
– Теперь не отряды конных стрелков из лука, что везде найдут пропитание!.. Военные маневры готовятся задолго, для них копится горючее и завозится в определенные места, танковые соединения жрут дизельное топливо, как целые заводы, для маневров специально в бюджете выделяются немалые суммы! А чтоб вот так внезапно, гм…
Я слушал внимательно, уже догадывался, к чему клонит.
– Какие-то меры приняли?
Он тяжко вздохнул.
– Да, но без санкции президента! Это неслыханно. Просто он никогда бы не позволил такое в преддверии выборов.
– И потерял бы время, – сказал я жестко. Сердце учащенно билось. – Вы рискнули?
– Да, – ответил он с тяжелым сердцем. – Узнает, меня отправят в отставку! Я отдал приказ на российско-китайской границе привести все войска в состояние полной боевой готовности. Для военнослужащих это тяжко, если не знаешь ни даты начала серьезных действий, ни когда все закончится. Еще я велел перебросить к границе пятнадцать тысяч войск особого назначения из Тульской и Орловской областей. Пришлось задействовать все транспортные самолеты, а танки и бронетранспортеры срочно грузят на железнодорожные составы.
Он перечислял сделанное, а я в бессилии сжимал кулаки. Слишком много времени потрачено зря еще при предыдущих президентах. При всех общих политических устремлениях, мы-де строим коммунизм для всего человечества, китайцы всегда китайцы, у них и коммунизм обязательно с раскосыми глазами. Мало кто знает, что шовинизм – это в нашем произношении «китайскость», именно у китайцев подметили эту нехорошую черту европейцы и так назвали по имени народа, который обладает ею в наибольшей степени.
И вот теперь вся надежда, очень зыбкая, на то, что старое и осторожное правительство Китая все еще никак не решится двинуть огромные орды на пустые, с их точки зрения, земли России… а если быть честным, то они в самом деле почти пустые и без всякого «почти» заброшенные. Это, однако, вовсе не значит, будто китайцы имеют право на них претендовать, а мы вот так просто возьмем и отдадим.