Земля неведомая
Шрифт:
— Мадам, я уверен, вы внимательно следите за всеми событиями в Сен-Доменге, — продолжал месье Аллен, когда пиратка, обменявшись со своими капитанами многозначительными взглядами, заняла место за столом. — Следовательно, вы в курсе последних распоряжений, которые получил господин Готье.
— Да, я в курсе, — кивнула Галка. — Он уже нарисовал прошение — а точнее сказать, приказ — на имя д'Ожерона. С требованием немедленно закрыть все мануфактуры на острове и свернуть научные изыскания. Знаете, что сделал месье Бертран? Переслал это прошение мне с пожеланием разобраться на месте. Ему эта головная боль не нужна. А нам —
— Что вы намерены предпринять, мадам? — поинтересовался один из предпринимателей. Галка знала, что у него кирпичный заводик, построенный не без участия Мартина. Строить из местного камня накладно, рабочих рук не хватает. Глины же можно взять где угодно и сколько угодно. А с учётом планов мадам вице-губернатора, вскоре Сен-Доменгу могут понадобиться быстро и недорого возводимые здания промышленного назначения.
— Я? Я намерена послать господина Готье куда подальше, вместе с его бумажками.
— Не являясь акционером или служащим компании, вы безусловно можете позволить себе такую роскошь, — холодно проговорил Мартин. — Однако, этот остров отдан компании по приказу короля. Неужели вы рассчитываете, что сможете переубедить его?
— Нет, — Галка отрицательно мотнула головой. — На это надежда слабенькая. И слова тут не помогут. Если и убеждать в чём-то короля Людовика, то только делом.
— Мы уже пытались! — воскликнул третий предприниматель, месье Дюбуа — пожилой тучный человек. Когда-то он, как и д'Ожерон, был буканьером. А теперь занимался не только поставкой провианта на корабли, но и открыл собственную ткацкую мануфактуру, где делали хлопчатобумажные ткани из местного сырья. Мануфактура была ещё мала, но спрос на дешёвые ткани рос с каждым днём, и месье Дюбуа планирует в скором времени открыть ещё один цех. Если никто не помешает.
— Видит Бог, мадам, мы терпели, пока компания не сделала нашу жизнь совершенно невыносимой! — продолжал возмущаться старик. — Четыре года назад, если помните, мы подняли самое настоящее восстание! Мы посылали к месье Моргану, но он был так занят подготовкой к походу на перешеек, что не соизволил даже ответить.
— Это мы помним, — кивнул Билли. — Что было, то было. Ну, а теперь вы снова думаете, что без нашей силы у вас ничего не выйдет?
— Такова реальность, господин капитан, — произнёс Дюбуа. — Сейчас Франция ведёт войну, и любой — я подчёркиваю: любой — бунт на любой территории будет расценен как преступный, и немедленно подавлен. И боюсь, что к подавлению могут привлечь вас, флибустьеров.
— Ещё бы: сами пачкаться не захотят, — презрительно скривился Жером.
— У Франции здесь, кроме нас, даже нормального флота нет, — сказала Галка. — Вот мой брат не даст соврать. «Экюель» д'Ожерона чуть не самый грозный корабль во всей ихней шарашке.
— В таком случае, я не совсем понимаю господ д'Ожерона и де Бааса, — сказал месье Аллен. — Если вся сила Франции, представленная в колониях, заключена в вашей эскадре, то почему они подталкивают вас к конфликту с законом? Ведь д'Ожерон мог и сам решить проблему с требованиями господина Готье.
— Потому что им нужно от меня избавиться, а эскадру прикарманить, — Галка пожала плечами. — Я — камень на их дорожке. А остальные… Кто согласится служить Франции — похвалят. Кто не согласится — повесят. Если догонят, конечно.
— Всё верно, — кивнул Билли. — Без
— Верно, — согласился Аллен. — Раз уж мы исходим из вполне обоснованного предположения, что его величество не поддастся ни на какие уговоры, я предлагаю действовать. И действовать решительно. Всё зависит лишь от того, согласится ли мадам Спарроу поддержать нас.
Галка откинулась на спинку кресла… На столе стояли два тяжёлых канделябра, выполненных в форме увитых плющом толстых веток. Литьё изумительное: на медных листочках были видны все прожилки. Галка не удивилась бы, если бы узнала, что это итальянская работа шестнадцатого века… Света десяти свечей вполне хватало, чтобы сидящие за столом заговорщики могли хорошо видеть друг друга и наблюдать за мимикой соседей. Но явно недостаточно, чтобы присутствующие смогли уловить, как отвердел взгляд женщины-пиратки… А сердце у Галки сейчас дало нешуточный сбой. Она со всей отчётливостью понимала, что прыгает с закрытыми глазами головой вниз с бом-брам-реи. И неизвестно, что там внизу. Зеленовато-синяя, пронизанная солнцем чистая вода? Болото? Камни?
— Четыре года назад Морган отверг чудесную возможность сделать то, к чему я стремилась всё это время, — сказала она, чувствуя, как каждое слово наваливается на неё неподъёмной глыбой. — Если бы он тогда принял ваше предложение, глядишь, был бы жив и по сей день. А во мне он бы нашёл вернейшую последовательницу. Но что было, то было. Я не Морган, и сейчас на дворе не семидесятый, а семьдесят четвёртый год. Позади Мерида, Картахена, захват Сен-Доменга, битва у Мартиники и уничтожение Сан-Хуана с испанской эскадрой. Сейчас Береговое братство — не куча дерьма, как выразился Билли. Сейчас мы — настоящая армия, да ещё лишённая многих недостатков, присущих армиям Европы. Но это армия и флот без государства. А вы, месье Аллен, как я понимаю, представляете некое государство без армии и флота, не так ли?
— Это пока ещё не решено окончательно, мадам. Государство — слишком смелый и рискованный проект.
— Тогда на кой чёрт мы тут собрались? — нахмурился Влад. — Сами же говорили — пора действовать решительно! Если решились — то действуйте! Полумеры не дадут ничего, кроме поражения.
— Всё это так, месье Вальдемар, — мрачно проговорил Дюбуа. — Но что если Франция воспримет наши действия враждебно? Без поддержки Франции или любой другой европейской державы мы обречены.
— Это скользкий момент, — согласилась Галка. — Но его я беру на себя. Есть у меня пара домашних заготовок.
— Ваши слова следует расценивать как согласие нас поддержать?
— Да.
— В таком случае, мы начинаем подготовку, — Аллен легонько хлопнул ладонью по столешнице, словно подтверждая этим жестом свою решимость. — Рискнём. Мне через верного человека стало известно, что господин Готье намерен на следующий день после отплытия эскадры наложить арест на все мануфактуры, которые, по его мнению, мешают компании бесконтрольно наживаться. Когда же вы вернётесь, что-либо менять будет уже поздно, а ваше справедливое возмущение, мадам, будет расценено как бунт — со всеми вытекающими последствиями.