Земля перестанет вращаться
Шрифт:
Павел открыл подъездную дверь магнитным ключом, но зашел не сразу. Сначала постоял несколько секунд на пороге, собираясь с духом. Минуту назад он принял решение, в тот момент, когда увидел светящееся окно своей кухни, и сейчас морально готовился к тому, чтобы сообщить о нем жене и матери.
Паша поднялся по лестнице, хотел отпереть замок, но дверь распахнулась за секунду до того, как он вставил ключ в скважину. На пороге он увидел жену в нарядном переднике. Лена еще и прическу сменила. Носила неопрятный хвостик, а тут постриглась под каре.
– Наконец-то, – сказала Лена, увидев мужа.
– Что, мусор надо выкинуть? – спросил он.
– Нет, почему сразу… Просто я приготовила твой любимый борщ, но он начал остывать.
– А дверь ты мне открыла зачем? – Лена никогда этого не делала. Раньше, до трагедии, даже не выходила из комнаты, когда Паша возвращался.
– Увидела тебя в окно, решила встретить.
Паша вошел в квартиру, начал разуваться.
– Я чуть подогрею борщ, пока ты умываешься. Через пару-тройку минут он будет ждать тебя на столе.
– Спасибо, я не голоден. – У Паши на самом деле не было аппетита. Но маминой стряпни он бы немного отведал, она была отличной кулинаркой, в отличие от Лены.
– Ничего не хочу слушать, – мотнула головой жена. – Ты исхудал, я должна тебя хоть немного откормить.
– Ничего ты не должна, Лена, – устало проговорил он, направившись в ванную.
– Ты можешь хотя бы ложку съесть, чтобы меня порадовать? – крикнула она ему вслед. – Для тебя же старалась… Этот дурацкий борщ, с ним столько возни! Я после работы, не отдохнув, к плите встала, а ты…
– Хорошо, я съем ложку, – бросил Паша, перед тем как закрыть за собой дверь.
Он включил воду, сунул под нее руки. Пока мыл их, смотрел на свое отражение. Исхудал, тут жена права. И постарел лет на десять. Пашу это не волновало бы вообще, но он стал неузнаваем. Новый охранник на проходной не хотел пропускать его, потому что на фото в нем он выглядел как сын самого себя. Так же и в паспорте. Не так давно, в сорок пять, паспорт поменял, а как будто лет пятнадцать назад…
– Павлуш, тебе Сашка звонит, – услышал он через дверь мамин голос.
– Который?
– Наш.
– Скажи, наберу его через полчасика.
Матушка передала брату слова Паши. С Сашей тот общался реже, чем раньше, но все же разговаривал. Дядечку Сашечку же исключил не только из друзей, а из круга своего общения. Не только близкого – дальнего. Паша мог переброситься парой слов с продавцом в магазине, водителем маршрутки, с дворником, просто прохожим, желающим узнать, который час, но Саше он не сказал ни слова с момента похорон Дашеньки. Он посмел на них явиться, и Паше пришлось подходить к нему, чтобы попросить уйти. Он не проклинал Сашечку, не угрожал ему, даже не обвинял открытым текстом… Не было такого, чтоб он бросил ему в лицо фразу: «Моя дочь погибла из-за тебя!», хотя думал именно так. Не напейся Саша в тот день, Дашенька не ушла бы от него раньше и не попала бы в руки маньяка. Но Паша видел, что друг – бывший друг – и сам думает
Тот убежал, плача. Горько, надрывно, пьяно…
Потом, уже после сорокового дня, пытался помириться. Звонил, через маму и брата что-то передавал. Один раз явился к подъезду, сидел, ждал возвращения Паши с работы, когда увидел, бросился к нему, что-то бормоча. Но тот обошел его, как неодушевленное препятствие, столб, куст, пожарный гидрант, и скрылся в подъезде.
– …Паша, борщ на столе, – прокричала Лена и стукнула костяшкой согнутого пальца в дверь. Паша поморщился. Какой же неприятный у нее голос!
– Иду, – ответил он. Затем вытерся и вышел из ванной.
Запах борща витал по квартире. Но был не особо приятным. Ленка, как всегда, бухнула в него слишком много уксуса, но забыла добавить чеснока. Зато скатерть новую на стол постелила. Красную в белый горох. Таким же был ее фартук.
Паша сел на свое привычное место и только тут заметил, что тарелки только две.
– А мама что, есть не будет?
– Она потом.
– Позови ее, пожалуйста.
– Я думала, мы вдвоем посидим… – разочарованно протянула жена. Не иначе, надумала предпринять вторую попытку возобновления сексуальных отношений. А раз подпоить трезвенника-мужа нет никакой возможности, то хотя бы подкормить.
– Я хочу поговорить с вами обеими.
– О чем? – напряглась Лена.
– Позови маму.
Но та сама показалась в коридоре. Наверное, подслушивала.
– Борщ будете? – спросила у свекрови Лена.
– Сама налью, – ответила ей та. Подойдя к плите, сняла крышку, понюхала борщ, чуть скривилась и стала добавлять в него сахар, чеснок и сушеную петрушку.
– Опять не по-вашему сварила? – поджала губы Лена.
– Кислый же и не острый.
– Да вы же еще не пробовали.
– А я по запаху чувствую. – Мама взяла у Паши тарелку, а вместо нее поставила другую, в которую налила доведенный до ума борщ.
Все расселись. Зачерпнули по ложке. Лена сделала вид, что ей понравилась ее кислятина, и принялась хлебать борщ, причмокивая от «удовольствия». Матушка тоже немного поела, но даже после «тюнинга» блюдо оставляло желать лучшего. Паша же отставил тарелку и выдал:
– Я ухожу.
– Куда? – опешила мама.
– К кому? – взвизгнула жена.
– Можно мне договорить? Не прерывайте меня, пожалуйста.
Но Лену было не унять:
– Бабу нашел, я так и знала! Секса не хочет, в облаках витает, возраст опять же кризисный – седина в бороду, бес в ребро…
– Заткнись, – тихо проговорил Паша.
– Кто она? Ирка-кладовщица или Галя из бухгалтерии? Обе вьются вокруг тебя…
Ира была инвалидом третьей группы. Ей было тяжело переставлять коробки, и Паша ей часто помогал. А Галя тоже потеряла ребенка, только он умер своей смертью, скончался от лейкемии в двенадцать лет, и они с Пашей иногда ездили вместе на кладбище.