Земля призраков
Шрифт:
Она сделала драматичный жест, словно не желая более говорить об этом.
— А что вы сами думаете?
Глаза Долли Пилкингтон сузились, и она вгляделась в Кормака, решая, заслуживает ли он доверия. Очевидно, осмотр прошел успешно, и она подозвала его поближе, чтобы можно было говорить тихо.
— А я скажу вам то же самое, что и полиции. Миссис Осборн была чем-то расстроена в тот день, когда исчезла. Вы бы видели, как она отводила свои глаза, бедняжка. Ох, не верится мне, что она и ребеночек все еще по земле ходят, — прошептала она. — Прости меня, Боже, за то, что говорю такое. Просто предчувствие. Но я не могу доверить все это ее мужу. Никоим образом.
— Почему?
— Потому что он стоял прямо передо мной, где вы сейчас, когда
Почувствовав, что сейчас прозвучит еще одна тирада, Кормак в отчаянии попытался ее остановить:
— Э-э… я вижу, миссис Пилкингтон, вы очень информированы. Я пытаюсь выяснить все, что возможно, о той девушке на болоте, и был бы рад, если бы вы мне подсказали, где найти какие-нибудь исторические сведения.
— Ну, в Вудфорде есть Центр по изучению культурного наследия.
— И что за документы могут там храниться?
— Ну, точно не могу вам сказать. Знаю лишь, что к ним американцы ездят толпами, в поисках своих «корней».
— А есть здесь кто-нибудь, особенно интересующийся местной историей и фольклором?
Миссис Пилкингтон обдумала вопрос и не без гордости ответила: — Нет ничего такого, случившегося за последние пятьдесят лет, о чем бы я не знала, видите ли.
— Боюсь, речь идет о более давнем времени. Торфяная насыпь, в которой нашли девушку, не срезалась за последнюю сотню лет, а то и больше.
— Даже так? В таком случае на вашем месте я бы поговорила с Недом Рафтери.
— Он школьный учитель?
— Ну да — то есть был учителем, пока зрение не потерял. Благослови его Боже. Только не думайте, слепота ему не помеха. Он заходил сюда на днях, купил садовые ножницы, и только представьте, зачем они ему?
ГЛАВА 8
Пока Кормак ездил в город, Нора отмывалась от грязи и пота дневной работы. Они лишь слегка раскопали территорию будущих земляных работ, но у нее весь день ныли мускулы. И как только по ней заструилась вода, Нора вспомнила слова полицейского: «В такой ситуации я буду рад любой подсказке».
Она оделась и решила отправиться на поиски Кормака; может быть, он уже вернулся. Коридор казался извилистым лабиринтом, его темную деревянную обшивку украшали резные узоры, похожие на те, которые она видела в комнатах внизу, но местами дерево треснуло и нуждалось в реставрации. Едва выйдя из комнаты, она заметила открытую дверь, ведущую к боковому лестничному пролету. — Здесь было темнее и куда менее величественно, чем подле резной роскошной лестницы, ведущей на первый этаж. Никакого освещения, помимо тусклого дневного света, едва пробивающегося сквозь узкие и пыльные окна на лестничной площадке, и нигде ни звука. Оглядевшись, Нора направилась наверх.
Несколько маленьких комнат наверху лестницы, вероятно, использовались как кладовые. Самая большая дверь вела в длинное, напоминающее галерею помещение. В отличие от остального дома, эта комната была полупуста и вся наполнена светом. У стены стоял десяток чистых холстов, а в центре, на простом деревянном полу — большой мольберт, задрапированный куском полотняной материи. Несколько оконченных, но не вставленных в рамы работ были прислонены к немногочисленной мебели. Нора шагнула к ближайшей картине. Центральным изображением здесь была пара разъединенных, чуть абстрактных белых крыльев. Поверхность картины напоминала текстуру старинной фрески, а фон заполнялся неясными изображениями экзотических растений и животных, покрытых вуалью золотого света. Она различила несколько алых лепестков, извилистость змеи
На мгновение она замерла. Что-то послышалось? Звук повторился — еле слышимый, но, несомненно, детский голосок. Казалось, он исходил из лестничного пролета. Нора покинула молчаливые картины и спустилась на этаж ниже.
Она приблизилась к двери напротив ее собственной и попыталась повернуть ручку. Закрыто. Она шла по коридору, пока вновь не расслышала детский смех, на этот раз ближе.
— Нет, ты, — упрашивал голосок, сопровождаемый низкими звуками взрослого голоса. — Нет, мама, нет.
Голосок звучал в комнате, находившейся у главной лестницы. Дверь была слегка приоткрыта. Нора знала, что ей не следует поддаваться искушению, но оно было слишком велико. Она постучала в дверь. Тишина. Она толкнула дверь и медленно ее открыла. Комната с витиеватой резной мебелью, как и ее собственная, тонула во мраке. Здесь никого не было, лишь включенный телевизор в большом угловом шкафу, а на экране — та же самая женщина с ребенком, которую Нора видела на фотографии. Здесь малыш был старше, в том возрасте, когда уже начинают ходить, он сидел у матери на коленях. Она сидела спиной к камере и, подавшись вперед, пугала малыша щекоткой, а тот с восторгом отбивался. Кто же оставил телевизор включенным? Конечно, не Хью Осборн; он уехал на весь день, вести занятия в университете, а Джереми или Люси Осборн, которых Нора еще не видела. Она выключила телевизор и видеомагнитофон и вдруг поняла, что находится в спальне Хью Осборна. На мгновение ее парализовало чувство вины и любопытства, и ей пришлось преодолеть острое желание распахнуть гардероб и переворошить ящики письменного стола. Ведь она могла обнаружить нечто, что пропустила полиция. Но все же она не могла уйти просто так. Она обошла огромное, с балдахином, ложе, которое Хью Осборн, должно быть, разделял со своей женой.
Можно ли представить, будто кто-то способен избавиться от другого человеческого существа, словно от чего-то уже использованного и ненужного? Чего Нора не могла вообразить — так это пугающего отсутствия какого-либо чувства, которое предполагал подобный поступок: нет, не то что любви или нежности, но даже приятельского отношения. Нора закрыла глаза, а когда опять их открыла, увидела прямо перед собой еще одну дверь. Перейдя порог, она обнаружила, что это была комната ребенка, детская. В углу стояла старая лошадка-качалка, щеголяющая разукрашенным седлом на изрядно потертых боках и настоящим конским хвостом. Маленькие стол и стулья, коробка для игрушек, ярко разрисованный шкафчик. Обстановку дополнял ряд ящиков. Воздух в комнате был прохладным и затхлым, как и наверху в студии, словно она долгое время была заперта. Нора прошла к ближайшему окну и распахнула его, глубоко вдыхая свежесть душистого весеннего воздуха. Только тогда она заметила на постели фигуру. Джереми Осборн был гораздо длиннее детской кроватки, но лежал на боку, свернувшись калачиком. Он был полуприкрыт покрывалом, словно замерз, но не сумел хорошо укутаться. Внезапно разбуженный, Джереми приподнялся и сел. Он выглядел обескураженным, но одновременно — так, словно прямо сейчас рванет за дверь. Он был одет, как и накануне.