Земля Тре
Шрифт:
Глеб, не дожидаясь приглашения, придвинулся поближе, протянул руки к огню. В озябшее тело, через кожу ладоней и пальцев, начало просачиваться вожделенное тепло. Кровь разогрелась, стала остро покалывать в щеки, в колени, в ступни, зато пустой желудок, оттаяв, заныл еще сильнее. Глеб проглотил горсть снега, но легче не стало.
Коста сидел напротив и подкладывал в костер оставшиеся деревяшки. Он был похож на скупца, вынужденного тратить накопленные богатства - каждый обломок он взвешивал на ладони, словно это был слиток золота, и только после паузы,
– Коста, - произнес Глеб, сидя на меховой подстилке и задумчиво водя пальцем по густому ворсу.
– А ты ведь не простой мужик... Правда?
– С чего ты взял?
Коста отвернулся и увяз глазами в темноте. Глеб давно подметил: как только разговор заходил о его прошлом, он сразу отводил взгляд и лицо его каменело. Что-то скрывалось за этим - но что?
– Осанка у тебя не мужицкая. Спину не гнешь, ступаешь прямо...
– И все?
– спросил Коста с деланой усмешкой.
– Нет, не все. Булава...
– Что булава?
– Рукоятка ребристая, на конце не шар, а цилиндр. Восемнадцать шипов, в три ряда, по кругу...
– И шипы сосчитал?
– А как же!
– Ну и что?
– Такое оружие я видел за границей, у рыцарей.
– Хочешь сказать, что я басурманин?
– Коста снова усмехнулся, но Глеб заметил, что левая щека, которую освещало пламя костра, подрагивает от волнения.
– Нет, ты русский. Это точно. Ты похож...
Сейчас, когда Коста сидел боком, его суровый профиль напомнил Глебу чье-то много раз виденное лицо. Или это был тот образ, который получился бы, если бы можно было соединить черты всех русских лиц? Глеб не мог определиться - догадки были слишком смутными. Но одно он знал наверняка: перед ним сидел не крестьянин.
– Ты похож на воеводу, - сказал наконец Глеб, не найдя лучшего сравнения.
– Подмораживает...
– обронил Коста, но эта попытка перевести разговор в другое русло была слишком неловкой, и он не стал продолжать.
Глеб молчал, Коста перестал улыбаться. Не поворачивая головы, нахмурил брови и заговорил тихо, будто опасался, что его услышит кто-то посторонний:
– Ладно. Раз ты такой ушлый, скажу... Я ведь из знатных. Про Мала слыхал?
– Мал? Древлянский князь?
– Он самый.
– Который убил Игоря?
Коста кивнул и с неожиданной злостью швырнул через плечо последнюю щепку - она угодила точно в костер.
– Но при чем тут ты?
– Я его сын.
Глеб удивленно замигал глазами. В голове завертелись обрывки рассказа о гибели Игоря, слышанного от стариков: "Сдумавше же древляне со князем своим Малом: аще ся въвадить волк в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьем его, то вся ны погубить... И не послуша их Игорь, и вышедше из града древляне убиша Игоря и дружину его..."
– Почему же ты не сказал сразу?!
Коста усмехнулся - на этот раз с горечью.
– Что дальше было, помнишь?
– Помню. Мал предложил Ольге выйти за него, а она...
– Подсказать?
– Не надо. Я знаю...
– Взгляд Глеба скользнул вниз и утонул в пламени костра.
– Ольга убила его и сожгла Искоростень.
– Теперь понял?
– Понял...
Выходит, Коста все эти годы бродил по лесам, скрываясь от мести? Сын князя... Забрался подальше от Киева, в Новгородскую землю, от нужды подался в разбойники, взял в руки булаву...
– А булава откуда?
– От отца осталась. Он ее у какого-то печенега отбил, а уж как она к тому попала, не ведаю.
Глеб смотрел на огонь костра и представлял себе пылающий Искоростень. Ольга взяла его обманом: в знак мира попросила у древлян скромную дань - по голубю и воробью с каждого двора, а потом привязала каждой птице к хвосту горящую лучину и пустила назад. Говорят, Искоростень сгорел в момент - как соломенный сноп.
– Как же ты спасся?
– Повезло, нянька вынесла. Мне было-то - без году неделя.
Метель закружила сильнее. Угасающий костер шипел, давясь сыпавшимся сверху снегом. Глеб поджал грудь и плечи, чувствуя, как со всех сторон опять наползает холод.
– Но ведь Ольги давно нет.
– По мне что Ольга, что Святослав. Одна семья.
– Зря ты так. Если по справедливости...
– "По справедливости"! Помолчал бы... Поговорили, и будет.
Всем своим видом Коста показывал, что рассуждения о собственной судьбе ему неприятны. Глеб не стал допытываться, но в душе осталось ощущение, что всей правды Коста не сказал.
Красный лепесток огня, отчаянно дрогнув, сник и нырнул в золу. Испустив тонкую, как веревка, струйку дыма, костер угас. Пепельная россыпь тотчас подернулась белой кисеей - снег шел не переставая.
– Пойдем дальше?
– глухо спросил Коста. Глеб вместо ответа поднялся. Затекшие ноги защипало. Он сделал несколько неверных шагов и обнаружил, что оленьи следы на снегу уже неразличимы - их замела метель. Оставалось одно продолжать путь на север.
Глеб оглянулся. Коста стоял на коленях и водил ножом по расстеленным на снегу шкурам.
– Что ты делаешь?
– Сейчас увидишь.
Он выкроил из меховых полос два больших квадрата. Один протянул Глебу:
– Накинь-ка.
Глеб понял его мысль. Набросил шкуру поверх рваной шубы и стянул обрывком хигны. Было не очень удобно, зато ветер уже не задувал в прорехи и стало теплее. Из второго куска Коста соорудил одеяние для себя. С сожалением посмотрел на оставшиеся обрезки.
– Тут и на варежки, и на шапки хватило бы. Жаль, нечем сшить.
– А ты бы сшил?
– В избе сошью так, что хоть на ярмарку. А здесь... Мне бы проколку да нить покрепче - стежок-другой, и готово дело. Лишь бы держалось.