Земля в иллюминаторе
Шрифт:
– Там перед Новым годом выкинули французскую одежду, – объясняла Роза. – Мне шепнула по секрету тетя Зара из ЦУМа. Ну, помнишь мы еще через нее туфли той весной доставали?
Рая кивнула.
– Простите, девочки, – сказала она, быстро одеваясь и приводя в порядок растрепанные после сна волосы, – Мне надо бежать. Вы меня подождете? Я мигом, кровь сдам и вернусь. Тогда и попируем!
***
Ноги затекли. Во рту помойка. Голова болит. Последнее хуже всего. Вэн ощупал череп под слипшимися волосами. Справа, чуть повыше уха набухал здоровенный
Вэн присел на жесткой деревянной лежанке и огляделся. Ну конечно. КПЗ. Решетки на окнах. Он не помнил вчерашний вечер. И позавчерашний. Да и вообще все последние дни у него слились во что-то мутное и невразумительное. Интересно, в каком он отделении… Или в каком городе? Вэн не мог поручиться точно, что он в Москве. Проверил карманы. Денег нет. Документов нет. Нехорошо.
А началось все глупо. Устроили пари с Гришкой Крыловым, молодым заносчивым лейтенантом, с которым параллельно гоняли два новых «МИГа», кто на меньшей высоте сделает петлю Нестерова. Вэн поспорить-то поспорил, он вообще азартный человек, когда на земле. Но в небе всегда другой – само спокойствие и расчет. Так же и в этот раз – вся горячка слетела, как только сел за штурвал. Отработал по инструкции, штатно. И был уверен, что Гришка тоже дальше бахвальства и взаимных подколов не пойдет. А Гришка решил кому-то что-то доказать – и не вытянул. Раскатало Гришку по картофельному полю.
Всю ночь Вэн писал рапорты и давал бесконечные объяснения разнородному начальству. Эти черти в погонах слетелись на катастрофу словно мухи. Возня и бюрократия утихли только к рассвету. Вэн вырвался с аэродрома в Раменках и сразу поехал в сберкассу, где снял с книжки все накопленные деньги. Поймал такси – и в Москву. Начал с «Праги», на Арбате. Потом, кажется, был ресторан «Арагви» на Советской площади. Дальше он не помнил.
В металлической двери лязгнул засов. Щупленький сержант с синяком под глазом опасливо заглянул внутрь камеры.
– А… проснулся, Одинцов? Давай на выход. Буянить не будешь больше?
Его привели в коридор, где размещался пост дежурного, и заперли под замок в железную клетку.
– Лейтенант!
– Ну чего тебе?
– Воды дай.
Дежурный лейтенант милиции сплюнул. Налил в алюминиевую кружку воду из чайника и сунул ее сквозь решетку.
– На.
У этого была здоровенная ссадина на скуле и, кажется, сломан нос.
– Начальник, а вы че все побитые?
– Еще спрашивает. Не помнишь ничего, что ль?
У Вэна закралось нехорошее подозрение. Посмотрел на свои руки – правый кулак разбит почти до костяшек.
– Хреново, парень. – Даже с каким-то сочувствием сказал лейтенант. – Срок тебе светит теперь. Ты откуда такой буйный? Боксер что ли?
– Летчик.
– Отлетался, летчик.
«А лейтенант прав», – подумал Вэн, устраиваясь на грязной скамейке, приколоченной к полу вдоль стены.
И правда – отлетался. Насчет спора про петлю Нестерова все на испытательном полигоне в курсе были. С Гришки-то Крылова теперь не спросишь за угробленный опытный образец. А Вэн – вот он. Начальству обычно важно найти крайнего, а тут и искать не надо. Не долго думая погонят из отряда. Так-то была еще возможность попасть в гражданскую авиацию, там испытателей ценили. Но если теперь посадят за дебош и драку с милицией, то потом вряд ли доверят даже кукурузник. Чертов характер.
Вэн прикрыл глаза. Голова все еще нестерпимо болела, а рану на щеке саднило.
– Где вы ег-го тут держит-тэ, – долетел до Вэна знакомый голос.
У стойки дежурного стоял крепкого телосложения коротко стриженный альбинос с широким лицом и нетерпеливо озирался вокруг. Наконец он заметил в темном углу клетку с задержанным хулиганом.
– Эй, Вэн! Хорошо встрэт-тил Новый год?
– Здорово, Финн… – кивнул Вэн своему товарищу по отряду испытателей; эстонец Нильс Федоров получил это прозвище за характерную внешность и легкий прибалтийский акцент. – А что – Новый год… он… уже?..
– Ну ты даешь, – только и протянул тот. – Собирайся дав-вай. Командир полк-ка тэбя ждет.
– Решили на пьяницах проверять катапульты? – удивился Вэн. – Я в нужной форме.
– Ан-нализы пом-мнишь сдавали? У тэб-бя, говар-рят, нашли триппер.
– И комполка хочет сообщить эту новость лично?
– Нэ знаю, чт-то там у них. – Финн неопределенно махнул рукой. – Все бэг-гают, суетят-са, тэбя ищут три дня ужэ. Лейтэнант, – обратился он к дежурному милиционеру, – вам звонил-ли про меня?
Дежурный недовольно кивнул.
– Тогда мы поех-хали.
***
Член Политбюро ЦК Партии товарищ Сноков положил перед собой короткую справку о выбранных кандидатах для полета.
– Итак, что мы имеем… Павел Дмитриев, военный летчик первого класса. – Сноков дословно зачитывал характеристику. – Русский, из рабочий семьи, член Партии с 1972 года, отличник боевой и политической подготовки. В отряде космонавтов уже пять лет, прошел обучение с блестящими показателями. Внешность тоже правильная, что немаловажно. Второй космонавт – Эмилия Холодова, из женского отряда. Крайне положительная характеристика. Высокая стрессоустойчивость, уровень интеллекта значительно выше среднего. Комсомолка. Спортсменка. Рост метр восемьдесят. Симпатичная. Хорошие кандидатуры, товарищи, – резюмировал он, откладывая лист бумаги в сторону. – Мы направим их на утверждение в Политбюро и Генеральному секретарю. Если у вас нет вопросов, то предлагаю пригласить их сюда и объявить о том, что они выбраны для полета. Пусть начинают готовиться.
Ларион Александрович Теккин сдержанно кашлянул и взял из вазочки со стола мандаринку. Он не спал третьи сутки подряд и держался исключительно на крепком импортном кофе.
– Что такое, Ларион Александрович?
– Я по поводу космонавтов, товарищ Сноков. У некоторых моих коллег есть сомнения…
– Чем же вас не устраивают эти двое? – удивился Сноков, – По-моему, лучше и не придумаешь.
– Я сейчас объясню, чтобы стало понятно даже вам. – В самом конце стола поднялась маленькая энергичная женщина лет шестидесяти с зачесанными назад жидкими темными волосами. На ее носу сидели огромные очки с толстыми линзами, так что глаза женщины казались больше и крупнее, чем есть на самом деле. – Не останавливай меня, Йося, я должна им сказать.