Земля ветеранов
Шрифт:
И все же чертов китаец задал мне трепку. Был ли он мастером ушу или просто много фильмов с Джеки Чаном посмотрел, но его удар кулаком в солнечное сплетение едва не вышиб из меня дух. На ногах я устоял только потому, что, падая, ухватился за топливораздаточную колонку. Удачно ухватился – за пистолет колонки. «Глок»-то доставать смысла не было, китаец мне нужен живым и хоть чуточку здоровым, так что пришлось воспользоваться подручными средствами.
Короче говоря, после небольшой возни со взаимным мордобитием я засунул бензиновый пистолет китайцу в рот и вежливо поинтересовался, есть ли у него, обезьяны узкоглазой, доступ на закрытые площадки Барабана?
Насчет обезьяны – я вовсе не нацик, мне пофиг раса и прочее в том же духе. Люди делятся на тех, кто мне безразличен, и тех, от кого мне что-то надо. Китаец относился ко второй категории. Чтобы разговорить, надо вывести его из себя, для чего лучше нет глупых оскорблений.
В ответ китаец – холоднокровная сволочь, не повелся! – чуть ли не слезно залепетал, что не понимает, русского не знает.
Пара ударов в корпус – именно так я преподаю язык Пушкина и Толстого, если очень просят. А китаец ну просто умолял! Я выбил ему зуб и едва не сломал челюсть, провернув во рту топливный пистолет, а потом пригрозил напоить его, мартышку голожопую, первосортным дизтопливом. Только после этого он запел на великом могучем так, что куда там Александру Сергеевичу со Львом Николаевичем. Доступ на Барабан у него таки был.
Все элементарно, и потому система защиты Барабана самая эффективная: специальные чипы вшиты в униформу бойцов клана, которым разрешено сновать туда-обратно через ворота и заслоны, ничего и никому не предъявляя, не тратя на это время. Хайтек, ёлы! Система фиксирует время прибытия и убытия, где боец был и что делал.
Иначе никак не проникнуть в святая святых, любого чужака тотчас вычислят, будь он хоть трижды корейцем или вьетнамцем.
Глядя на мое скисшее лицо, водила довольно осклабился.
Послышался писк сигнализации – значит, маршрутчик вот-вот вернется.
Хорошенько вломив китайцу в череп, я вырубил его и зашвырнул в кабину. Сам шмыгнул следом и уж было заперся внутри, как услышал:
– Эй, браток, деньги в конторе вашей хорошие платят? Спецы нужны?
Меня и маршрутчика, улыбавшегося железными фиксами, разделяло тонированное стекло грузовика. Маршрутчик не видел лицо собеседника.
– Твая мая не панимай, – ляпнул я первое, что подвернулось на язык.
– Развелось вас, гадов! – Любитель шансона сделал музыку погромче, внутри его колымаги что-то натужно заскрипело, и, стравив черное облако выхлопа, маршрутка сорвалась с места.
Я же принялся разоблачать китайского камикадзе.
С куда большим удовольствием я проделал бы те же манипуляции с блондинкой или брюнеткой, оставленными в клубе «Янтарь». А то и с обеими сразу. Но альтернативы у меня нынче не было: китайцу быть раздетым. То есть полностью, до «в чем мать родила». Мало того – пора обнажиться самому.
Не подумайте, Макс Край не сошел с ума и не сменил ориентацию. Обнаженные прелести уроженца Поднебесной меня вовсе не привлекли. Просто…
Черт! Я никогда не был особо уж брезгливым, но надевать чужое нижнее белье и носки – это слишком.
Увы, на борьбе с брезгливостью проблемы не закончились. Китаец был… хм, несколько мельче меня размерами. Я бы даже сказал – значительно мельче. Я едва натянул на себя его футболку, молясь, чтобы она не треснула на мне – мало ли, вдруг это повредит чип? Да и рукава форменной куртки заканчивались примерно на середине предплечья. В кроссовки я влез лишь расшнуровав их – шнурки сунул в карман штанов – и поджав пальцы. Надо ли говорить, что брюки мне тоже были несколько коротковаты? Плодят же карликов…
Надев кепку на темечко, я сел за руль. Сейчас силовая установка как взревет! Только проверну ключ…
Но силовая установка не взревела.
Заур провел ладонью по лысому черепу.
Из-за грузовиков пришлось прижаться к обочине.
Эти мастодонты промчались мимо, точно за ними гнался саблезубый тигр. Один откололся от стада, свернул к заправке, похожей на развалины панельной высотки, в которую угодила бомба. И тотчас Край зарысил следом, рискуя угодить под колеса выезжающего с заправки транспорта. Совпадение? Вряд ли закоренелый грешник пер бы на рожон от делать нечего.
Палач вновь завел скутер.
…И очутился в аду.
Крещатик горел. Впереди, прочертив дымную полосу, в грязно-желтый «богданчик» врезался выстрел от РПГ. Вспыхнуло, брызнуло в стороны огнем, осколками стекла, разодранными в клочья металлом и телами пассажиров. Взрыву эхом вторил грохот автоматных очередей. Подбросило в воздух загоревшееся авто слева – только что это была синяя «Таврия», а сейчас уже кувыркающееся метрах в пяти над асфальтом бесформенное огненное нечто. И вновь взрыв, и опять… И кто-то кричит рядом от страха, и с запозданием приходит понимание, что это он, Заур, орет что есть мочи. Он умоляет, чтобы его выпустили, вытащили, ведь его зажало между задним сидением и передним, ногу придавило, больно, и руку, и машина горит, жарко, нестерпимо жарко, вспыхивают волосы на голове…
Заур провел ладонью по давно уже лысому черепу. Обычно это помогает успокоиться, прийти в себя.
Но не сейчас.
Он все еще там, посреди пылающего Крещатика, до окончания Всеобщей Войны Банд полтора года. И какие-то ублюдки взорвали с полсотни машин, чтобы перекрыть дорогу враждебной группировке…
Заур верещит от боли, он – тот он, он тогда – не умеет контролировать боль, еще не научился ее заговаривать, заставляя убраться из тела и души. И потому ему жутко больно, он горит, одежда на нем горит. Нога и рука застряли, сломаны, острые края костей торчат из плоти… В аптечке есть скальпель, Заур это точно знает, и он тянется к аптечке, чтобы…
– Боже, не дай мне сойти с ума! – шепчет Заур нынешний.
Рука его рыщет в кармане плаща. Знак. Ему нужен Знак. Щит с надписью «Закон суворий, але це закон» и выпуклым изображением деревянной колоды и человека в колпаке с прорезями для глаз поможет ему прийти в себя.
Но вместо Знака пальцы выуживают из кармана часы. «Bregguett» – вот что набито на циферблате. Их Заур конфисковал у странного мальца в подвале, еще в Киеве. Надо сдать в хранилище вещдоков по возвращении…
Палач окончательно вынырнул из прошлого. Под ним трофейный скутер цвета лайма, в руках – дорогие часы. Он уже почти что надел их на себя, они будто просили его это сделать. С часами определенно что-то не так, какая-то чертовщина. Не мог палач на себя нацепить чужую вещь, это же искус, это воровство по сути!.. Размахнувшись, Заур собрался забросить эти «Bregguett» подальше, и взгляд его мазнул по опустевшей заправке. Грузовика нет, Края нет…