Земля ягуара
Шрифт:
Наконец людской поток иссяк. Матросы покидали свертки на дно и двинулись в обратный путь. Отяжелевшая лодка с трудом доковыляла по волнам до трапа. Часть свертков тут же отправилась на камбуз, часть — в каюту адмирала.
— Эти индейцы доверчивы как малые дети, — зевнул де Эскаланте. — Сегодня они готовы доверять тем людям, которые вчера грабили их деревню. Будто и не было ничего. При столкновении с нами у них нет шансов. — Он вздохнул, пригубил вино и уставился на морскую гладь, простиравшуюся до самого горизонта.
Ромке интересно было бы узнать, о чем думает старый вояка, но спросить он не решился.
Четырехместный ялик с разгону воткнулся тупым носом в пологий берег и заскрипел по песку. Человек в плаще, неуловимо меняющем цвет в зависимости от окружающего фона, перепрыгнул через борт, утопая по щиколотку в песке, двинулся к месту недавней торговли, брезгливо потрогал носком сапога обрывки пальмовых листьев, потянул носом воздух и быстро зашагал обратно.
— Ну что там? — спросил из лодки здоровенный детина.
— Вчера были, может, позавчера. Торговали тут с местными.
— Может, наведаемся в деревню да узнаем?
— А смысл? На выторгованные бусы посмотреть? Догонять надо.
— Отправляемся, значит. А ну, песьи дети, гребите обратно, — прикрикнул здоровяк на капитана и навигатора, обливающихся потом скорее от страха, чем от усталости, которых они засадили за весла, и пригрозил им огромным кулаком.
Покорные судьбе доны со вздохом напрягли спины.
Ромка толкнул дверь и выбрался на палубу. Мирослава видно не было. Матросы занимались своими обычными делами. Офицеры корабля, кроме вахтенного, оба священника и, о чудо, сам Кортес сидели за столом, поставленным на корме, и внимательно слушали рассказ де Агильяра, изредка прерывая его вопросами и замечаниями.
— По расчетам навигатора, мы скоро достигнем земли, которую Хуан де Грихальва назвал Юкатан. В южной ее части живут народы, говорящие на диалектах майя, которые я неплохо понимаю. Эти племена достаточно многочисленные, но разрозненные и мирные. А вот далее, на северо-западе, за горами, простирается могущественная империя, подданные которой зовут себя мешиками. Это очень сильное и развитое государство. Под рукой владыки Мотекусомы Второго находится более двух десятков народов. Рука эта тверда неимоверно. За любую провинность, леность или непонимание человека передают жрецам, которые приносят несчастного в жертву многочисленным богам. Вырывание сердца, отрезание рук и ног у них обычное дело. Страх объединяет народы даже крепче, чем мудрость и справедливость нашего христианнейшего короля, да хранит господь его душу. Мешики построили огромные города, величественные храмы, изобрели своеобразную письменность, замостили дороги, организовали регулярную армию и почтовую службу. Вот только не додумались до колеса и пороха.
— Мы тоже не додумались до пороха, — задумчиво проговорил де Эскаланте, сидящий рядом с Ромкой. — Сие полезное изобретение мы переняли у китайцев вместе с арбалетами, книгопечатаньем и производством бумаги.
— Но о стране мешиков и их столице Мешико известно очень мало. Наши конкистадоры туда не добирались, ограничиваясь набега… исследованиями побережья, — поправился де Агильяр. — Поэтому все, что нам известно, мы знаем по рассказам племен, переживших нападения императорских отрядов, которые рыщут по окрестным землям в поисках новых рабов для строительства своих капищ и для принесения человеческих жертв.
— У страха глаза велики, — заметил де Эскаланте достаточно громко, и все с удивлением посмотрели на старого солдата, от которого трудно было ожидать таких афоризмов.
Ромка наклонился к уху офицера:
— Почему монах думает, что мы не такие, как другие, и не идем грабить побережье?
Де Эскаланте призадумался:
— Наверное, потому, что у нас не пара-тройка каравелл, а армада. Такую не соберешь на деньги какого-нибудь авантюриста. Тут нужно благоволение губернатора и благословение короля. А Кортес, если захочет, умеет быть чертовски красноречив и убедителен.
— А скажите, дон Херонимо, не слышали вы что-нибудь о других испанцах, живущих среди индейцев? — спросил Ромка Агильяра.
— Кроме Гонсало? Нет, пожалуй, не слышал. Пару лет назад ходили слухи, что при дворе Мотекусомы появился посланец Кетцалькоатля, высокий, белолицый, с окладистой бородой. У индейцев бороды, вы знаете, не растут. Я хотел посетить столицу мешиков и удостовериться в этом, но, пока собирался, слухи затихли сами собой. Да и дела задержали.
— В гареме, — не сдержался Альварадо, знакомый с этой историей, и монах метнул в него испепеляющий взгляд.
Затеплившаяся было надежда угасла, не успев толком разгореться.
Заметив Ромкино настроение, Эскаланте потрепал юношу по плечу:
— Что вас так расстроило, дон Рамон?
Ромка ничего не ответил, только вздохнул и с удивлением понял, почему его так тянет к старому офицеру. Своими уверенными манерами, спокойным голосом и постоянной готовностью обнажить клинок он очень напоминал отца.
— Я предлагаю сначала двинуться во владения племени табасков, — говорил Агильяр. — Это мирный и дружелюбный народ. Я слышал, они очень тепло приняли де Грихальву, надеюсь, так же поступят с нами.
— Да, мне он тоже об этом рассказывал. На его картах помечена река Табаско, в устье которой можно встать на якорь, но дальше каравеллам не пройти. Мелко.
— И что мы будем делать? — спросил один из офицеров.
— Пересядем на лодки, поднимемся вверх по течению до столицы, обменяемся подарками, а там посмотрим.
— И скоро ли мы придем к устью?
— Думаю, к вечеру. — Кортес посмотрел на тень, отбрасываемую мачтой, и в его голосе зазвенел командирский металл: — Поэтому приказываю всем разойтись по местам и заняться чисткой обмундирования и оружия. Перед двором короля, пусть и варварского, нужно предстать во всем великолепии, подобающем подданным испанской короны.
Офицеры поднялись и направились в свои каюты. Капеллан подхватил под руку де Агильяра и повлек в тень паруса, видимо для очередной теологической беседы.
Ромка остался в одиночестве. Никакого обмундирования у него не было. Только кафтан с чужого плеча, узковатые панталоны да великоватые ботфорты со сбитыми каблуками. Из вещей, с которыми он выехал из Москвы три месяца назад, остались только перевязь и шпага, которая и так была в идеальном состоянии. Послание для отца пропало то ли еще в Трансильвании, то ли при взрыве каравеллы. Ромка думал, что оно, скорее всего, было зашито в камзол. Сам отец несколько лет назад исчез где-то на континенте среди диких зверей и не менее диких аборигенов. Возможно, он в плену, тогда Ромка приложит все силы, чтоб его вызволить, спасти. Он живота не пощадит. Но если отец, как Гонсало Герреро, женился, завел детей, живет припеваючи и думать забыл про свою семью, отправленную когда-то в далекую снежную Московию? Да признает ли он своего сына? Захочет ли признать? Поверит ли? А даже если поверит, что ему сказать? Папа, тут тебе послание передавали, но я его не довез. Поехали домой. И куда домой? В Испанию? На Русь?