Земля ягуара
Шрифт:
— Их предводитель — настоящий демон. Силою слова и магией он смог укротить буйство тысяч тотонаков и заставил их разрушить собственные храмы.
— Магией?!
— Говорят, он вызвал грозу с громом и молниями, но без дождя.
— В тех местах такие грозы бывают, пусть и нечасто.
— Бывают, повелитель, но они не случаются по прихоти человека.
— И то верно. Ладно, соберите армию в десять тысяч человек и отправьте в Чоулу, на границу с Талашкалой, с барабанами и флейтами. Пусть местные расскажут сынам бога, что прибыло подкрепление. Может, тогда они двинутся через земли талашкаланцев.
— А те встретят их, как подобает истинным воинам, — осклабился жрец.
— Да, чем сильнее они друг друга ослабят, тем нам будет спокойнее.
Глава четырнадцатая
— Вкусно! — пробормотал Ромка, откидываясь на топчане.
— Много не ешь, — ответил Мирослав. — А то ранят в пузо, жизни вмиг лишишься.
— Да ладно тебе. Как не поесть после этих проклятых переходов? — ответил Ромка.
— Осторожней надо. Цаоктлан лежит во владениях Мотекусомы. Местный касик не очень к нам благоволит.
— Ну и что? Квартиры он нам отвел. — Ромка оглядел комнату, как две капли воды похожую на прежнюю, в Семпоале. — Припасов ты вон сколько достал. Что еще надо?
— Не прирезали бы они нас ночью. А то союзники за городскими стенами остались, солдаты наедятся, сон сморит. И нам бы лучше в чистом поле ночевать.
— А все-таки хорошо быть детьми бога. И уважение тебе, и дары. Правда, тут не то что в Семпоале.
— Что, обидели подарками?
— Да у них у самих почти ничего нету — мешики забрали. Подвески, ожерелья, разные фигурки из низкопробного золота, тюк материй. Дали еще четырех индианок для печения хлеба. А так все больше разговорами одаривали.
— О чем местные рассказывали?
— Ой, много о чем. О Мотекусоме и его армиях, стоящих во всех провинциях, платящих ему дань, о войсках на границах и в приграничных провинциях. О городе Мешико. Говорят, чуден тот град. Строения его расположены посередине огромного озера, на насыпях, а частью вообще на сваях. Перебраться от одного дома к другому можно только по переносным мостам или на лодках. На плоских крышах лежат огромные деревянные щиты, которые в любой момент можно поставить, а в окна вывесить щиты поменьше и стрелять через них из луков или копьями тыкать.
— Настоящая крепость, — покачал головой Мирослав.
— Это что. Для прохода в город есть три дамбы с дорогами такой ширины, чтоб четыре человека в ряд могли пройти. В каждой есть четыре или пять разрывов. Через них вода попадает из одной части озера в другую, над каждым мост деревянный или каменный.
— Пугали, значит?
— Пугали. Ой как пугали. Только чего нас пугать, мы сами кого хочешь напугаем. Кортес в ответ такую речь завернул! Про пушки да про коней, которые сами с яростью набрасываются на врага и дотла его уничтожают. И верят ведь. Слушай, я еще вот что узнал! Индейцы говорят, что был тут большой белый человек. Он пришел, помолился и отправился в Чоулу, к местному касику. Может, это отец?
— А кому иному быть? — ответил Мирослав, хотя вовсе не был уверен в этом — А мазила здешний картинок с него не срисовал?
— Если бы, — вздохнул молодой человек. — Я спрашивал.
— А ты не больно ли часто спрашиваешь? Не заинтересуется ли кто, что за человека ты разыскиваешь?
— Я вот думаю, может, дону Эрнану открыться? Мол, разыскиваю отца своего.
— И что будет?
— Не знаю.
— Не надо языком трепать. Спросят — скажешь.
— А ты на площади был? — неожиданно вспомнил Ромка. — На той, что у трех святилищ.
— Нет, не был, не до того мне. А что там?
— Там все пирамидами уставлено. Из черепов. Их не менее ста тысяч.
— Ста? — усомнился Мирослав.
— Никак не меньше! А по другую сторону огромными грудами навалены костяки. Все это окружено частоколом с черепами на остриях. Трое жрецов постоянно блюдут это страшное место, поправляют, ровняют, смотрят, чтоб не осыпалось ничего.
Мирослав помрачнел.
— А что на сходе порешили?
— Выступаем завтра утром. Идем на Талашкалу, — грустно ответил Ромка. — Касики местные говорили, что дорога лучше на Чоулу, но наши воины из Семпоалы указали, что надо идти на Талашкалу. Жители Чоулы верны Мотекусоме, недавно туда прибыл многотысячный мешикский отряд. Талашкаланцы не любят Мотекусому и могут стать нам друзьями. Хотя они никого не любят, убивают и съедают любого, кто сунется на их земли.
— Обезумели они тут от крови и жертв, — поморщился Мирослав. — Убить врага в бою — это честь, а резать как баранов в угоду каким-то мерзким полулюдям-полузверям. Да не одни они такие.
— Зря ты так, — взбрыкнул Ромка, мигом поняв, к чему клонит воин. — Кортес не умалишенный, просто храбрый, знает, чего хочет, и не лезет на рожон. Он еще вчера двоих тотонаков в Талашкалу послал, чтоб те рассказали о нас и предложили союз против мешиков.
— Дай бог, — проговорил Мирослав, поднялся на ноги и пошел к двери.
— Ты куда на ночь глядя? — окликнул его Ромка. — Поспал бы, а то с рассветом выходим.
— Пройдусь. Что-то в пузе тяжко. Объелся, видать.
— Да ты и не ел почти ничего.
— Хватило, — коротко ответил воин и выскользнул за дверь.
Ромка повернулся на бок, поворочался, поудобнее укладывая сытый живот, и почти сразу уснул.
Огромный мускулистый детина сидел на пеньке, смазывая длинную рану на предплечье пахучим снадобьем.
— Ай спасибо тебе, Тимофей батькович. Не освободил бы ты меня, так порешили бы проклятые язычники.
— Да ладно, — отмахнулся высокий мужчина в наглухо запахнутом плаще, сливающемся по цвету с узловатым стволом, возле которого тот сидел. — Если бы я тебя не срезал, они бы и меня убили. — И улыбнулся, вспоминая, как повисли на громиле голозадые воины и как разлетались они потом гончими, сунувшимися сдуру под медвежьи лапы. — Но в следующий раз ты под ноги-то смотри.
— Да чтоб мне провалиться. — Детина неловко перекрестился раненой рукой.
К Талашкале они выступили утром, в полной боевой готовности. Впереди, как заведено, шли конники во главе с капитан-генералом. Рядом, у самых стремян, пристроилась небольшая процессия из двадцати знатных индейцев и родственников верховного вождя. Кортес попросил их у Олинтетля, касика Цаоктлана, в качестве почетного эскорта, но все понимали, что они находятся на положении заложников и первыми падут под испанскими мечами, если цаоктланцы вдруг решат предательски напасть с тыла. Носители мечей под командованием Ромки шли следом. За ними следовали стрелки де Ордаса, артиллерия, обоз и разношерстное туземное воинство. Боеспособность местных жителей была невелика. Один испанский солдат в чистом поле вполне мог справиться с десятком их, а в строю не убоялся бы и сотни.