Земля Забытых Имен
Шрифт:
— Я еще не определился, — сказал молодой стражник. Малан фыркнул:
— Поживее надо головой работать! Тут и думать нечего, князь, все парни уже спрашивают: сейчас мы союзники, а что будет потом? Конечно, славиры лучше прихвостней Мадуфа, те нас просто вырезали бы, но… Как бы потом не оказаться у славиров вечными должниками.
По лицу Белгаста трудно было понять, как он относится к услышанному, и если он собирался что-то сказать, то не успел. Во двор ворвался вестовой, осадил храпящего коня и крикнул:
— Мадуфиты
— Правому крылу — за холм! Дать знак славирам! — распорядился Белгаст. Вестовой ускакал. — Коня мне, — обернулся князь к Малану. А потом сказал бледной девушке: — Вот так. Сейчас будет много крови.
Молодой ливеец замер. Хоть он и не мог похвастать большим сроком службы рядом с князем, ни такого выражения лица, ни голоса такого он не то что не замечал — не думал, что они могут быть свойственны Белгасту. Было в его облике что-то неправильное.
А девушка-«приблуда», до того стоявшая у его плеча с безучастным видом, вздохнула и с горечью произнесла:
— Ах, если бы мне нужна была кровь…
Непонятные слова эти вызвали в глазах князя всплеск такой лютой ярости, что молодой стражник похолодел. «Только бы эти двое не вспомнили, что я рядом…» Нет, не вспомнили. Малан подвел коня, Белгаст взлетел в седло, а девушка удалилась в дом.
Когда спустя полчаса все стражники кольцом стояли вокруг князя на вершине холма, старшина наклонился к молодому и шепнул:
— А о чем он со своей приблудой на крыльце разговаривал?
— Да я не разобрал, — рассеянно ответил тот.
Теплые ветры гуляли над равниной. Воды Житы вылизывали насыпь дамбы перед западными воротами.
Внизу шумел город. Кроме людей, обосновавшихся с весны, и новопоселенцев, прибывающих из Нарога по зову Ярополка, здесь нашли приют белгастурцы, изгнанные Мадуфом с родных земель. Ярополк предоставил им временное жилье, благо сурочцы строили Новоселец «на вырост». Но уже сейчас домов не хватало, и десятки палаток покрывали каждую ровную площадку — кроме, конечно, площади перед кремлем и ристалища.
Сперва, пока свежи были в памяти тяготы пути, белгастурцы готовы были молиться на славиров. Но время, теснота и безделье расхолодили их. Лишенные нормальной работы и привыкшие к тому, что их кормят, беженцы размякли, иные начинали дурить. Все реже находились желающие добровольно работать даже ради собственного благоустройства, все чаще случались дикие пьянки…
Тинар и Торопча стояли на крепостной стене Новосельца. Здесь не так угнетала беспокойная многолюдная толпа. Стрелок вглядывался в окоем, лих любовался полетом кречета, который терпеливо выписывал в небе круги.
Парило.
— Никого? — спросил наконец Тинар.
— Обоз идет, стабучский, наверное. А гонца не видать.
Гонца ждали уже третий день. Последний вестник, побывавший в городе, сообщил, что рати Белгаста, Ярополка и Вепря соединились. Если Мадуф не попытался избежать сражения, оно должно было произойти через день, через два.
— Слушай, я тут что подумал, — помолчав, сказал Тинар. — А может, и не будет уже никакой битвы? Я вот все представить пытаюсь: тысячи человек… Не просто человек, а воинов! На свете столько кайтуров, поди, не живет. И вот тысячи человек рыщут в степи, надеясь перерезать друг другу глотки… А ради чего? Не может же Мадуф надеяться, что победит всех?
— Они могут драться просто от отчаяния. В надежде, если повезет, прорваться сюда и взять город.
— Как все это глупо, — покачал головой Тинар. — Ну зачем им город?
— А зачем вся эта война? — спросил Торопча, разумея, что причины войны очевидны.
— Вот и я о том же — зачем?
Кречет по-прежнему кружил над ними. Медленно приближался обоз.
— Жарко, — пожаловался молодой лих, распуская ворот рубахи. — Не сходить ли за питьем?
— Да пошли уже вниз, пожевать тоже не мешает, — отозвался стрелок.
Однако оба остались на стене, словно им и впрямь было важно чего-то дождаться.
Вот на юге появилась темная точка — всадник.
— Наконец-то, — сказал Торопча. — Похоже, гонец. Еще час — и все узнаем…
— Ну час — это ты загнул! — откликнулся Тинар. — Половины того с лихвой хватит, чтобы доскакать.
— А у него конь расковался, — ответил Торопча. — А второй устал. Пока доедет, пока Буевиту доложится, пока мы прослышим — вот тебе и час долой.
— Ну и глаза у тебя! — восхищенно цокнул языком Тинар. — Может, скажешь еще, какого гвоздя недостает коню?
— Отчего не сказать? Трехгранный гвоздь из правого переднего копыта выпал, — ответил Торопча и, дождавшись, когда брови Тинара поднимутся достаточно высоко, засмеялся: — Что из правого переднего — да, вижу, а что трехгранный… славиры только такие гвозди и делают.
Вдруг улыбка его угасла. Тинар оглянулся и увидел Нехлада. Молодой боярин вышел через западные ворота к могильному кургану на берегу Житы. Всю неделю, проведенную в городе, он каждый день ходил сюда, перед тем как отправляться на ристалище.
— Ты уже давно с ним не упражнялся, — заметил Тинар.
— Да, — нехотя признал Торопча.
— Почему?
Никому другому стрелок этого не сказал бы, но Тинару ответил:
— Страшновато. Что-то не так с нашим Нехладом.
— Думаешь, это из-за мага?
— Не знаю, — сказал Торопча, почему-то посмотрев на окно в дальнем крыле кремлевского терема, за которым, как он знал, расположены покои Незабудки. «Милорады Навки», — поправил он себя.
Тинар проследил за его взглядом и с видом знатока сказал: