Земля зеленая
Шрифт:
Вышел Петер, сын второй испольщицы из Робежниеков Страздиене, — некрасивый малый, безбровый, толстогубый, с болезненно желтым лицом. Кроме того, одна нога у него была короче, отчего он не мог стоять прямо. Пастору он, должно быть, показался воплощением всего низшего сословия, — даже толком взглянуть на него не захотел. Петер, видно, занимался, читал довольно бегло, но Харф нарочно заставил его читать наизусть самые трудные тексты, с которыми вряд ли справились бы даже дочки Яункалачиене. Стихи из Библии о потопе Петер с грехом пополам прочел до половины, но в рассуждениях о божьем лике запутался, а уж если одно слово выскочит из памяти — через пробел не перескочишь. Мальчик
— Что ты делал летом на пастбище, лодырь? — набросился на Петера пастор. — В дудку дул, плясал, книжку в руки не брал?
«Плясал!» — это уже явная издевка над увечием Петера. Хотя Страздиене была не из храброго десятка, но и ее зло разобрало, на глазах навернулись слезы.
— И что это вы, ваше преподобие, — воскликнула она так неожиданно и простодушно, что все вздрогнули. — Какой же из него плясун, сами видите, и теленка ему не догнать. С книжкой не расставался, да что поделать, когда голова тупая.
— Г-голова! — фыркнул пастор. — С другого конца ум вбивать надо, розг не жалеть! Распущены, избалованы донельзя, цыгане растут, а не христиане.
Широким взмахом ладони он точно отбросил мальчика от стола. Заковыляв прочь, Петер грустно кивнул матери — не повезло нам. Страздиене утирала уголком платка слезы.
Девочек Сипола Аузиниете подтолкнула к столу и сама стала позади, не то эти звереныши, пожалуй, на месте не устоят. Она имела право так поступить — пастор знал ее как лучшую плакальщицу в волости. Читать девочки еще кое-как могли, но наизусть ничегошеньки не знали, даже стих «С небес мне принесет» [49] не могли пропеть. И хоть бы испугались — нет, меньшая, широко раскрыв глаза, разглядывала блестящую часовую цепочку на бархатном жилете пастора, а старшая ковыряла пальцем в носу. От ярости Харф не мог и кричать, цедил слова сквозь зубы.
49
«С небес мне принесет» — переведенная с немецкого лютеранская церковная песнь.
— Перца, перца задать этим Сиполам. [50] Тогда еще, может быть, из них выйдет толк.
— У них, ваше преподобие, матери нет, — тихо возразила Аузиниете. — Домашние и не жалеют: то один, то другой даст тумака.
Верно, ее и впрямь уважали, — пастор сдержался и деловито заговорил с ней.
— Тумаки это что, розгами надо. Вымоченными березовыми розгами и утром, и вечером, да и в обед. Что Сипол, в самом деле, греха не боится? Кто будет отвечать за эти заблудшие души? Почему сам не явился? Скажи ему, чтоб к будущей осени в доме была баба!
50
Сипол — по латышски луковица.
Здесь и хозяин Сипола кивнул: что правда то правда, баба Сиполу нужна позарез.
— Андрей Калвиц из усадьбы Бривини! — вызвал Харф.
Сердце Осиене екнуло. Она протянула руку, чтобы подтолкнуть в плечо племянника, но сын Калвица вышел сам. Старый отцовский пиджак с подсученными рукавами свисал до колен, и был он весь в заплатах, но чистый, лапти на мальчике новые, онучи выстираны добела; светлые волосы гладко причесаны. Пастор угрюмо покосился. Калвиц из Силагайлей — это который чаще всех называл его «луковым брюхом» и еще не причащался в этом году.
— Пиджак на тебе отцовский, поглядим теперь, не отцовская ли и голова на плечах.
Ничего более язвительного он не придумал. Мальчик стоял спокойно, незаметно было, чтобы очень испугался. Нос у Харфа вспух еще больше, на кончике его просвечивала сквозь кожу синяя раздвоенная жилка. Очевидно, он пробежал мысленно все тексты, подыскивая самый трудный. Ага! Вот, о потопе, это почти на полстраницы.
Но Андр пересказал наизусть уверенно, точно только того и ждал. Третий член символа веры сыпал как горох: пища, питье, одежда, обувь, поля, скот, имущество, деньги. «Деньги, имущество!» — крикнул пастор, стукнув кулаком по столу. — «Деньги, имущество, — поправился мальчик, — чистый воздух, разумное управление, мир и согласие, здоровье, верные друзья, добрые соседи, честь, чистая и скромная жизнь, и прочее…»
Священник поскреб карандашом за ухом. Девятая заповедь для такого пострела сущий пустяк, попробуем девятый столбец таблицы умножения. «Пятью девять?» — «Сорок пять», — ответил Андр, не дослушав вопроса. Попробуем наоборот, это потруднее: девятью семь? Андр тоже знал. Но тут лицо пастора расцвело надеждой, он сложил руки на краю стола и налег на них животом. «Заря негасимая — отблеск лица господня». [51] Это даже Осиене не могла пропеть как следует, а прихожане только мычали, когда Банкин выводил на органе этот мотив. Зато сын Калвица сумел.
51
«Заря негасимая…» — переведенная с немецкого лютеранская церковная песнь.
«И, как бес от силы той, прочь бежит от нас порой» он пропел таким басом, что церковный староста весело улыбнулся и кивнул.
Книгу для чтения Арп подал уже совсем равнодушно, — если знает наизусть, то по книге и подавно.
«Некий человек шел из Иерусалима в Иерихон». Андру достаточно было только взглянуть. Его преподобие взял книжку обратно, но вдруг вспомнил.
— Читать умеешь, а по складам разбирать научился?
Андр пожал плечами.
— Учиться не учился, но могу.
— Не учился, а можешь, — ехидно усмехнулся пастор. — В первый раз вижу такого умника. Ну, попробуем, как это ты можешь.
— Эн-е-ка-и-й — некий… Че-е-эл-чел-о-ве-ка — человек, — продолжал Андр, хотя правильно, но гораздо медленнее, не то что раньше.
— Разбирать по складам нужно научиться хорошенько, иначе в училище больше в углу простоишь, чем на скамье будешь сидеть.
Вот и вся похвала, которую Андр Калвиц получил за хорошие ответы. Даже хуторянки переглянулись: кому-кому, а пастуху Бривиней следовало дать книжку.
Арп вынул часы, вспомнив, что ему еще нужно попасть к лесничему Мелнбарду окрестить новорожденного, который вот-вот помрет, в церковь его не повезешь. Вспомнил на счастье Осиене — ноги у нее подкосились, когда на всю комнату раздалось торопливое: «Наталия О-осис». У пастора не было времени разглядеть ни вихры, которые так и не удалось пригладить даже с помощью изрядного количества сметаны, ни грязные, неотмываемые руки. Спрашивал как попало, и к удивлению матери, Тале что-то бормотала — никто не понял, правильно или нет, пастор, наверное, тоже не разобрал. Осис с Калназареном были добрые друзья, так что церковный староста все время шевелил губами и подбадривал кивками.