Земля Злого Духа
Шрифт:
Голая каменистая местность прекрасно просматривалась, людоеды заметили казаков довольно быстро и стали вести себя так, как поступали они обычно при встрече с врагами: грозно зарычали, ощерились, кто-то, словно обезьяна, с гулкими воплями ударил себя кулаками в грудь, и после этих устрашающих действий менквы, пригнув уродливые головы, бросились на казаков, размахивая заостренными палками и камнями.
Тут уж приходилось менять план на ходу – больше нечего было таиться, посылать вперед лучников, и атаман приказал открыть огонь из пищалей.
Грянул залп. Потом еще один. Полетели
– Вот тебе! Вот тебе, гадина! Получай, сволочина!
– Силанти-и-ий! Пригнись! – обернувшись, что есть силы закричал здоровенный, с окровавленной саблею Чугреев.
Силантий среагировал поздновато: пригнулся, да только неловко, большой, брошенный кем-то из людоедской сволочи каменюка ударил его в плечо с такой силою, что незадачливый десятник выпустил саблю и с воем покатился по земле. Тут бы его менквы и добили, кабы не меткие выстрелы атамана и его воинов.
Хорошо сработали лучники: времени на перезарядку пищалей уже не оставалось, проявив неожиданную сообразительность и ловкость, менквы очень быстро оказались рядом… тут-то их и сразили меткие казачьи стрелы!
Х-хэк! Х-хэк! – с придыханием орудовал своей устрашающих размеров дубиною Михейко Ослоп.
Трое вражин с проломленными черепами валялись на земле рядом, остальная сволочь приближаться к здоровяку опасалась, лишь издали кидались камнями, без особого, впрочем, успеха. Да и эти, сразу же замеченные атаманом, метатели очень скоро были поражены дружным и метким залпом.
Прошло совсем немного времени, а ожесточенная схватка уже подходила к концу. Людоедов оказалось около шести дюжин, из которых почти все были перебиты пылавшими ненавистью и праведным гневом ватажниками, лишь пять тварей попытались бежать, скрыться…
– Я догоню? – обернулся к Ивану Олисей Мокеев. – С парнями своими, ага?
– Давай, – кивнул атаман. – Заодно посмотри – что там.
Олисей взмахнул саблею:
– Ни одна тварь не уйдет! А ну, робяты… Отомстим за друзей наших, за поруганных дев!
Двоих беглецов Мокеев достиг быстро: завалил с ходу саблей одного, затем, почти сразу, – другого. Видя такое дело, остальные трое, прибавив ходу, скрылись за дюнами, и что там было дальше, Иван не видел, а лишь смутно догадывался, поджидая ринувшихся в погоню казаков Олисея Мокеева.
Они вернулись не так уж и скоро, атаман начал уже беспокоиться, собираясь отправиться за дюны лично, прихватив с собой Ганса Штраубе и дюжину добрых солдат.
– Не,
Священник перекрестился, то же самое сделал Иван, а следом за ними и все остальные казаки.
– Что-то их мало, – закончив бинтовать плечо незадачливому Силантию, покачал головою Афоня. – Спаси, Господи, не случилось ли что?
Десятник Олисей Мокеев, сунув саблю в ножны, возвращался в сопровождении трех казаков… а ведь в погоню уходил весь десяток. Неужели проклятые людоеды все-таки смогли…
– Там, за холмиком, женщины, – приблизившись, устало доложил Олисей. – Я оставил казаков – присмотреть, мало ли…
– Молодец, что оставил. – Атаман задумчиво потрогал шрам. – И много там женщин?
– Их всех надо убить, – озабоченно промолвил Маюни. – Надо, чтоб менквов совсем-совсем не осталось на свете, да-а!
– Дюжина всего, все молодые девки. – Мокеев неожиданно улыбнулся. – Но это не людоедские девки, атамане. Не уродки – красули. Видать, пленницы, руки у них травой были связаны. Я велел развязать. Что делать будем, атамане? Сюда их вести или… куда захотят, отпустить?
Десятник нарочно докладывал негромким голосом, дабы не вводить в ненужное смущение казаков, непременно обрадовавшихся бы бесхозным девкам. И так кое-кто уже услыхал, протянул:
– Говоришь, красули?
– Правильно сделал, что не привел, – хмыкнув, заметил Еремеев. – Сами сходим, глянем, не бояре, чай. Ты со мной, отче?
– Конечно! – Отец Амвросий важно кивнул и поправил на груди крест. – Поглядим, что там за девы.
Пригладив бороду, Мокеев вдруг прищурился, ткнул перстом Маюни:
– Его надо взять. Девки на него похожи, такие же мелкие, невысокие.
Отрок хлопнул ресницами и обрадованно закивал:
– Конечно, я пойду с вами! А девы, верно, из ненэй-ненэць народа. Их ведь весло недавно нашли, да-а.
Иван с отцом Амвросием и Маюни, взяв с собой еще нескольких казаков, в том числе верного оруженосца Якима и напросившегося оглоедушку Михейку Ослопа, обходя валявшиеся тут и там трупы поверженных людоедов, зашагали следом за Мокеевым к дюнам.
С моря дул ветерок, легкий и прохладный, гнал по светло-синему небу белые кучевые облака, развевал красный шелковый плащ на плечах атамана. На дюнах местами росла чахлая травка, попадались и карликовые изогнутые березки, чертополох, одуванчики и мелкие соцветья ромашек.
Иван сорвал по пути одну, отрывал лепестки, совсем как в детстве, гадая:
– Любит – не любит…
Шедший впереди десятник обернулся, показав рукой:
– Вот, господине. Пришли.
Внизу, меж дюнами, на поросших седым мхом валунах и просто каменюках сидели юные девушки: худенькие, невысокие, черноволосые, со смуглыми скуластыми личиками, на которых явно читался испуг. Все девы были одеты в короткие оленьи рубахи – малицы, в штаны, в торбасы – мягкие сапожки из тщательно выделанной шкуры оленя. Глазки у всех – темненькие, у кого раскосые, а у кого – и не очень, кожа смуглая, но тоже не особо. Ладненькие такие девчонки, некоторые – так и вообще красавицы!