Земля Злого Духа
Шрифт:
Долго нынче не сидели, похлебали приготовленной девами ушицы да полегли спать, словно убитые. Одни дозорные, укрывшись за деревьями, до самого утра перекликались:
– Москва!
– Новгород!
– Усолье!
И еще один человек не спал – Маюни. Полежал немножко в шалашике, поворочался, потом вылез, уселся у догорающего костра и, уставившись в темноту вытянутыми к вискам зелеными глазами, надолго задумался. Злобные и коварные колдуны – сир-тя – не давали покоя парню! О, дед, шаман, рассказывал о них много… жаль, что Маюни тогда был еще совсем малыш, мало что понимал, хоть и внимательно
Они уже давно в их, колдовских, землях! Мерзкие людоеды-менквы, огромные ужасные звери: товлынги, зубастые драконы, толстоногий ящер с длинной шеей и маленькой головой… А где же сами сир-тя? Что, не видят чужаков, не знают про них? Может, и так… Но скорее – и видят, и знают, просто до поры до времени затаились, замыслили какую-то пакость, быть может, всю ночь напролет думают: как бы половчее напасть? Или заманить куда-нибудь в такую непроходимую трясину, что и не выберешься никогда, пропадешь, сгинешь, или… или готовятся вот-вот наслать какое-нибудь гнусное колдовство. Какое? Ах, знать бы!.. Жаль, жаль, толком-то ничего и не ведал о сир-тя Маюни. Знал только про колдовское солнце да про золотого идола. Ну… об этом многие из его народа знали.
Однако дед еще предупреждал, что сир-тя захотят захватить все! Все, до чего только смогут дотянуться, и подчинить себе всех людей. Сейчас они просто копят силы… может, казакам удастся, покуда колдуны еще не очень сильны… О, великий Нум-Торум! Если б удалось!.. Если бы!
Оглянувшись по сторонам, отрок отвязал от пояса дедовский бубен, стукнул пальцами по туго натянутой коже, звякнул бронзовыми подвесками… Бубен отозвался сразу же, словно только того и ждал – зазвенел, зарокотал глухо, словно бившие о берег волны. Маюни улыбнулся, погладил бубен, провел пальцами и вновь принялся молиться.
…Отец Амвросий, проснувшись на миг в своем шатре, прислушался и недовольно хмыкнул: опять этот язычник тешит бесов своим дурацким бубном! Младой, а упертый… так дед его был волхв, и сам себя парень волхвом называет – шаманом. К слову Христову глух! Вон, и сейчас не спит, лживых своих богов молит… чем он сам-то отличается от колдунов… которых, может, и нет вообще? Может, вымерли они все от мора да глада, сгинули – а златой идол остался. И капища… Капища – разрушить… А идола… идола – унести…
Уронив голову на кошму, священник снова захрапел под тихий рокот шаманского бубна.
А чуть поодаль проснулась в шатре Настя. Сперва полежала с закрытыми глазами, покуда не поняла, что проснулась, ушел куда-то сон, улетел, хотя еще вчера казалось, что можно проспать и несколько дней подряд. Казалось… Да вот, не спалось что-то – думалось. Об атамане думалось, об Иване, добром молодце, что давно уже смутил сердце кареглазой девы. Смутил, отдалился… но никак не хотел из сердца девичьего уходить. Вот и тогда, когда вдруг появилась та огромная зверюга, он ведь хотел защитить Настю, обнял, не оттолкнул… А потом… Потом вновь отдалился, даже не разговаривал больше. Может, потому, что делами важными занят был? Или… сердце остыло? Да и не загоралось вовсе, просто показалось все… показалось… Ну и пусть! Пусть она, Настя, простого тележника дочь, но свою гордость имеет! И нечего тут… нечего… Сама не заметила девушка, как навернулись на глаза злые слезы, как губы затряслись…
– Можно я с тобой посижу? Я тихонько.
– Сиди, да-а.
Так и просидели до утра вдвоем, молча. Маюни лишь иногда трогал пальцами бубен, а Настя шевелила прутиком угольки да запекла остаток форели. Разломила кусок надвое, протянула отроку:
– На.
Так же молча и пожевали, прислушиваясь к перекличке дозорных:
– Славе-ен город Москва!
– Град Смоленск славен!
– Усолье!
– Вычегда!
– Кострома-а-а!
– Славе-ен город Москва!
Так и не заметили, как стало быстро светать, как вспыхнули почти разом оба солнца: одно – истинное – за деревьями, второе же почти прямо над головой.
– Эй, робяты! – нагнувшись, растолкал их Чугреев. – Вы тут спите, что ль?
И впрямь, уснули! Прям тут и прикорнули, у костерка оба, свалились на мягкий мох. Так и спали, обнявшись, а разбуженные громким голосом десятника, разом вскочили на ноги, смущенно щуря глаза:
– Ой!
Глянули друг на друга – и рассмеялись.
– Ой, Маюни, у тебя травищи-то в волосах, ух!
– Ты на себя посмотри, да-а.
– Ой! – Настя вдруг замерла, бросив удивленный взгляд в блеклое синее небо. – Что это? Летучий дракон?
Казаки и сам атаман, словно бы невзначай случившийся рядом, запрокинули головы, кто-то схватил пищаль, а Маюни, вздернув лук, живенько наложил на тетиву стрелу с перьями трясогузки.
В небе над озером, не очень-то высоко, расставив кожистые, словно у летучей мыши, крылья, парил бесхвостый, отвратительный с виду дракон с узкой и вытянутой, с каким-то уродливым гребнем сзади, мордой и двумя когтистыми лапами. Время от времени открывая пасть, дракон издавал омерзительный вопль, похожий на громкий крик выпи, впрочем, вовсе не это привлекло к себе вниманье казаков. На холке летающего чудовища, свесив ноги, сидел человек, судя по всему, внимательно осматривающий округу! Что за человек, во что одет, было не очень-то видно из-за бьющего в глаза солнца, однако Иван поспешно послал оруженосца Якима в шатер за подзорной трубою.
– Это-то что еще за чудо? – щуря глаза, переговаривались меж собою казаки.
– А крылья-то – саженей в пять!
– Не-е, помене – в четыре.
– Господи, а что там за рожа-то? Небось, татарин?
– Что-то не слыхал я, братцы, чтоб кучумовы татары драконов таких приручили!
– Может, из пищали его?
– А что? А ну, братцы… Атамане, ты как? Шарахнем?
– Ой – улетает, гляньте-ка!
– Словно слова наши услышал, ага.
Оруженосец Яким, подбежав к Еремееву, протянул трубу:
– Принес, атамане. Вот.
Иван быстро приложил окуляр к правому глазу, но было уже поздно, он только и смог рассмотреть бесхвостый огузок чудовища да спину его седока – то ли в панцире из костяных пластин, то ли просто в коротком кафтане и в круглой черной шапке с пришитым лисьим хвостом.
– Ну, оглянись же, сволочина, оглянись! – кусал губы Иван.
О чудо! Всадник вдруг обернулся….
Атаман не поверил своим глазам, узрев у хозяина дракона вместо лица зияющий темными глазницами череп!