Земляки
Шрифт:
— Три раза «нет» — то врага ответ! — выскакивает Витя, но Казик бросает на него такой взгляд, что он тут же замолкает.
Казик сидит перед домом на табурете, а Витя бреет ему затылок, поглядывая через голову отца на двор Каргулей, где Ядька развешивает выстиранное белье на протянутом через весь двор приводном ремне от молотилки. Рядом с ней Кекешко держит таз с мокрым бельем. Со стороны сада подходит Марыня, показывает мужу изгрызенное яблоко.
— По деревьям скачут, — говорит она. — Вон
— Какой нынче день?
— Пятница.
— Зови кота, — велит Казик, — сегодня он у нас работает!
Марыня подходит к забору, начинает звать: «Кис, кис, кис!» Но кот, которому, правда, удается вырваться из рук маленького Тадека Каргуля, добегает только до середины двора; дальше его не пускает веревка, которой он привязан к вбитому в землю маленькому колышку.
— Как козу его пасут, на веревке! — возмущается Марыня. — В плен нашего кота забрали.
— Что, опять договор нарушать?!! — Казик вскакивает. — Я ему покажу, как над пленным измываться! Ишь, вздумал силой заставлять врагу служить! Витя, давай винтовку!
Забыв про полотенце на шее, Казик подбегает к забору с винтовкой наизготовке. Кекешко, отчаянно крикнув, подымает руки вверх, и таз с бельем летит на землю.
Ядька, расправляющая на веревке простыню, ничего этого не видит, и Витя, чтобы предостеречь ее, истошно кричит: «Ядька!» Она выглядывает из-за простыни в ту самую минуту, когда гремит выстрел. Секунда — и ее лицо исчезает за развешенным бельем. Слышен крик ужаса, Витя бросается вперед, но, видя, как под простыней быстро мелькают ноги бегущей к дому Ядьки, останавливается.
— Тятя, прячься! — кричит он теперь отцу, потому что выскочивший из дома Каргуль, не целясь, стреляет в Казика.
Звякнуло стоящее на крылечке ведро, струйкой побежала вода из него. Казик бочком пробирается к кухне.
— Обратно война? — без особого любопытства спрашивает бабка.
— Из-за кота!
— От кота даже на воротник меха не осталось! — сообщает, вбегая в кухню, разгоряченный Витя.
— Жаль, на поясницу класть сгодился бы, ежели ревматизм схватит, — огорченно вздыхает Казик.
Бабка собирается выйти во двор, но свист пуль заставляет ее попятиться от дверей. На порог кухни сыплются щепки от дверной рамы.
— Четвертая война при моей жизни, и две из них мировые были… — задумчиво говорит бабка.
— Так ведь дело-то к лучшему идет! — разъясняет ей Казик. — Начали мы с Каргулем косой воевать, а кончим порохом!
Осень. У распахнутых ворот Казиковой стодолы стоит прислоненная к стене винтовка. Казик с Витей машут цепами. В такт их ударам подскакивает на крыше стодолы черепица: брынь-брынь, луп-луп, брынь-брынь, луп-луп…
Витя останавливается первым, отирает с лица пот.
— Поясница-то, она голос подает, — вздыхает он, глядя на стоящую во дворе Каргулей молотилку.
— С восьми гектаров обмолотить — это тебе не с полморга
Пока они разговаривают, слышатся удары цепов из стодолы Каргулей. Вите видна отсюда Ядька, которая вышла на крыльцо и сушит длинные, распущенные по спине мокрые волосы.
— Витя, может, хватит уже глазеть туда?
— Ой, тятя, никак досыта не насмотрюсь!
— А чего это ты такой голодный?
— Потому как вот я смотрю и вижу: есть на чего смотреть!
— Ты должен ненавидеть все Каргулево племя! Тем более оно неуклонно к совершеннолетию идет!
— Так я же и смотрю, чтоб ненавидеть! Я, тятенька, себе все твержу да твержу: «Это Ядька Каргулева», а вот насмотрюсь этак-то, и она мне ночью еще снится. Я ее тогда так ненавижу, так ненавижу!..
Поглядев на сына исподлобья, Казик молча отталкивает его на свое место в глубину стодолы, а сам становится у дверей и, сплюнув на ладони, берется за цеп. Снова постукивает на крыше черепица.
Вечорек, который пришел полюбоваться их работой, с восхищением говорит:
— Любо-дорого поглядеть, как это у вас выходит!
Казик протягивает ему цеп, предлагая попробовать самому. Вечорек, неловко размахнувшись, попадает цепом по стене в углу стодолы. Казик от души хохочет.
Однако, прислушавшись к чему-то, старик принимается бить еще и еще в то же самое место.
— Кирку! — вдруг командует он, отгребая солому и насыпавшийся со стены кирпич.
С первых же ударов кирка натыкается на что-то металлическое.
— Может, мина? — тревожится Казик.
Витя просовывает в образовавшееся отверстие руку.
— Какой-то ящик, — сообщает он. — Может, золото?
Они разгребают землю, вытаскивают ящик, напоминающий небольшой гроб. Срывают с него крышку и с удивлением глядят на обернутый в масляные тряпки электрический мотор.
— Что за черт! Первый раз в жизни такое вижу! — Казик со всех сторон обходит ящик.
— Так у нас же свету не было, а с керосина такие не работают, их для электричества делают! — С восхищением щупает мотор Витя. — Теперь только ремень на него надеть да в молотилку запрячь — и знай попивай пиво. Руки в брюки, а мешки сами насыплются!
Вдруг Витя бросается к воротам.
— Ты куда?
— У Каргуля и ремень и молотилка есть…
— А это выкинуть вон! — обрадованный Вечорек хочет сломать цеп.
Казик вырывает у него цеп и протягивает сыну.
— Держи и бей как полагается, а не то сам бит будешь! — И, обернувшись к Вечореку, говорит с досадой: — Повыдумали эти дурацкие машины! У немцев силы в руках не было, вот и выдумали…
Казик и Витя начинают снова молотить, поекивая от натуги. С соседнего двора также доносится: луп-луп, луп-луп…