Земляки
Шрифт:
Возле клетки с котом стоит вся семья Павляков.
— И что же это за кот за такой, ежели за него два мешка пшеницы и велосипед стребовали?!! — удивляется бабка Леония, разглядывая кота.
— Не иначе как говорящий, коли его в золотой клетке содержат, — сердито ворчит Казик и, оттолкнув руку Марыни, которая протягивает коту блюдечко с молоком, добавляет: — Не теленок, пусть мышей жрет! До завтрева наберет аппетиту как следует…
На следующее утро кот мечется по стодоле, гоняясь за бесчисленными мышами. Повсюду валяются уже их трупы. Постепенно движения кота становятся
Ядька выводит жеребца. Конь танцует на месте, не дает запрячь себя в телегу. Вигя наблюдает за ними из-за своей стодолы, держа в руках ведро с краской и кисть. Позади него на стене недописанный лозунг: «3 раза…» [4] Но Вите не до лозунга. Услышав голос отца, Витя вздрагивает.
— Это что же, Павляки хуже Каргулей будут? — спрашивает Казик, кивая на дом соседа, вдоль стены которого выведено крупными буквами «3 раза «да» — по врагу удар!». — О чем задумался, ну?
4
В апреле 1946 года было принято решение о проведении всенародного референдума, во время которого население Польши должно было ответить на три вопроса: а) одобряет ли оно новые польские границы на западе; б) одобряет ли оно земельную реформу и национализацию крупной промышленности и в) согласно ли оно на однопалатный парламент вместо двухпалатного. Правительство и партия призвали народ ответить на все три вопроса положительно — отсюда чрезвычайно популярный лозунг тех лет «3 раза «да!».
— Да о том, что вижу…
— А я вижу, что у тебя глаза по сторонам разбегаться стали, придется тебя к врачу свозить!
— Тятя, я все вижу, что надо. Еще как вижу!
— Поменьше глазел бы, а то руки вон трястись начали, — показывает отец на кривые Витины буквы.
Витя исправляет кистью буквы, но они выходят еще хуже, потому что он смотрит не на буквы, а на Ядьку.
— Ох, если б хотя погладить…
— Ты это о чем?!
— Да о жеребце, тятя!
— Витя, кончай глазами молиться, добром говорю! — грозно хмурится Казик и, подойдя к сыну поближе, добавляет: — Все, что по ту сторону забора, — твой враг!
— И кот тоже? — спрашивает Витя, усердно водя кистью по стене.
— Кот? — Казик еще не понимает Витиного вопроса, но, вспомнив о коте, начинает звать его: — Кис, кис, кис…
Видя, что кот выходит на его зов из ворот Каргулевой стодолы, Казик мгновенно разъяряется.
— Отдай кота, не то убью как собаку! — орет он Каргулю.
— Что ж я твоего кота на веревке, что ли, держу? — Каргуль показывает на кота, который преспокойно лакает из блюдечка молоко. — Приблудился, вот он и есть…
— «Приблудился»! Понаставил ему молока в двадцати тарелках!
— А что, запретишь? Мое молоко, мои тарелки, взял да и понаставил на своем-то дворе!
Оглянувшись вокруг и крикнув: «Витя, держи меня! Сил моих больше нету этого
— У меня для ребенка молока нету, а он кота соблазнять!
Макнув кисть в ведро с известью, Казик резким движением дописывает к Витиному лозунгу слово «нет». Витя недоуменно смотрит на него.
— Ну, и чего ты опять глаза вылупил? — злится Казик.
— Так ведь… рифма не получается!
В воротах появляется войт. Увидев надпись на стене стодолы, он с изумлением спрашивает:
— Вы что, Павляк, против западных земель?!! Или против сейма, за бывший сенат стоите?!!
— Я не за сенат! Я против Каргуля!
— Значит, вот какой из вас поляк! — Войт многозначительно смотрит на дописанное Казиком «нет».
— Не поляк, а Павляк, — подчеркивая последнее слово, говорит Каргуль.
— Мы тут как пчелы вьемся, чтоб единство всеобщее заключить, а вы, значит, диверсию разводите, как при немцах?!! Из-за кота согласие всенародное рушить?!! Я этого кота реквизирую, все!
Казик пятится, не выпуская из руки кисть.
— Пан войт, ты меня не обижай с котом… Потому как я через это могу против народной демократии пойти! А у меня на это времени нету, вон она, земля-то, лежит-дожидается…
— Вы, Павляк, так говорите, будто у вас бумага какая на этого кота имеется! А если я его от Каргуля получу? Хе-хе-хе!
— Нет уж, я его никому не отдам, — говорит Каргуль.
— Что?!! И мне не отдашь?!! — Казик направляется к Каргулю, размахивая кистью, как косой.
— Пусть нас власть рассудит, на то она власть и есть, — кивает на войта Каргуль.
Войт, задумавшись, сдвигает на затылок свою поношенную конфедератку, отчего на обнажившейся части лба становится виден шрам.
Ядька приносит клетку с котом и ставит ее у ног войта. Казик хочет взять клетку, но войт ногой отодвигает ее.
— Вот еще наказание! — возмущается Казик. — Это же не какой-нибудь здешний кот, его из самой центральной Польши везли! Он мне два мешка пшеницы стоил, не говоря о велосипеде…
— Ладно, пусть кот сам выберет кого хочет, — решает войт.
— Он молоко хочет! — говорит Казик и, повернувшись к Каргулю, кричит: — У тебя две коровы есть, а у меня винтовка!
— Винтовка-то у нас у обоих есть, — спокойно возражает Каргуль.
Казик с таким бешенством кидается на Каргуля, что, если бы не вмешательство войта, на сей раз Каргулю не сносить бы головы.
Войт расстегивает офицерский мундир, который носит вместо пиджака, садится на ящик и, поставив возле себя клетку, объявляет свой вердикт:
— Граждане переселенцы! Вот вам справедливое решение, потому как власть для того и есть, чтоб латать го, что нельзя залатать: Каргуль даст Павляку мешок пшеницы и колесо от велосипеда, за это кот три дня в неделю будет у Каргуля, три дня у Павляка, а по воскресеньям и в праздники будет у меня работать! А референдум этот переделайте, Павляк, — указывает он на лозунг, — а то даже не в рифму получается!