Земляки
Шрифт:
— Еще бы! Знаешь, брат, сколько мы во время оккупации пережили!
— А мы сколько натерпелись, покамест сюда ехали, знаешь?!
Несмотря на мирный тон беседы, Казик держит руки поднятыми вверх.
— А я в лагере был! — говорит варшавянин.
— А у нас два раза каратели были!
— А я из лагерей бежал…
— У кого земли нету, тем можно бегать… А ты… Подходящего врага сыскал, на ком хочешь свою обиду выместить! — с горечью говорит Казик.
— Да мне не столько ты враг, сколько твоя лошадь друг. Нужна она мне,
Казик, видя, что варшавянин оставил ружье и, пытаясь выпрячь лошадь, возится с подпругой, недолге думая, хватает его ружье и торжествующе кричит:
— Лапы кверху!!!
— Оно не заряжено… — небрежно машет рукой варшавянин и продолжает выпрягать лошадь.
Казимеж хватает свою винтовку.
— Ну, моя-то заряженная! — злорадно констатирует он.
Варшавянин медленно поднимает руки вверх.
— Ты не думай… — говорит он хрипло, — я же знаю, что вы, из-за Буга, тоже всякого хлебнули. Я даже и сам в тех краях рожденный. Вот те крест — я только лошадь и хотел взять. Видишь… — он кивнул на стоящую неподалеку немецкую обозную повозку.
Казик только теперь и разглядел ее: отблески какого-то далекого пожара рассветили темноту ночи.
— У меня солдаты коня забрали — не было спирту по душам с ними поговорить. А я в наш поселок специалиста везу!
— Специалиста? А кто ж он будет? — заинтересовался Казик.
— Точно не скажу, потому что я его на руки пьяным получил. Община послала меня в уезд, чтоб нам дали мельника — мельницу в ход пустить. А там говорят: «Мельника у нас временно нету, а этого можешь забрать — ветеринар он. Как протрезвеет, тоже вам пригодится». Вот я его и везу.
— Ветеринар! — Казик даже завопил от восторга. — Парень, да он мне с неба свалился! Я же целую ночь ищу умного человека, чтоб родить помог! Баба у меня легла!
Подойдя к фургону и откинув брезентовую полу, Казик видит очень толстого мужчину, который, издавая могучий храп, спит мертвецким сном.
— Беру его! — решительно заявляет Казик и вытаскивает из фургона тело спящего. — Я тебе за него полный бидон спирту дам. Знай наших, из-за Буга! За спирт ты себе вон какого коня у военных купишь, а человек мне пойдет. Знать, такая его судьба. Ну-ка, подкати мне телегу. Мы ж, поляки, должны помогать друг другу…
Отъехав со своей добычей пару шагов, Казик кидает под ноги варшавянину его ружье. Гремит выстрел, лошадь срывается с места в карьер.
Изумленный варшавянин с ужасом смотрит на свое ружье.
Только на рассвете добирается Казик до своего двора. Забор, отделяющий двор Каргулей, все еще валяется на земле. Из дома выбегает Витя.
— Тятя! Тятя! Есть, тятя! — радостно кричит Витя.
— Ну, есть я, и что? — бурчит, слезая с телеги Казик.
— Да не вы, тятя! Он есть! Мой брат и ваш сын!!!
— Ах, чтоб его! Не мог подождать! — Казик с досадой смотрит на телегу, оттуда раздается богатырский храп. — Зря только
— Ой, а с нашей мамой уже вовсе плохо было! Спасибо Каргулиха подоспела, помогла во всем, она и ребеночка приняла! — возбужденно рассказывает Витя.
На пороге дома Павляков стоит улыбающаяся Каргулиха. Она держит на руках младенца, который орет благим матом.
— Ну, вот нас одним больше и стало против Каргулей, — растроганно говорит Казик, кладя руку на плечо сына.
Бабка Леония семенит к телеге и с любопытством заглядывает в нее.
— Трофейный, — поясняет Казик, — я его для Марыни вез.
— Доктор? — спрашивает невесть откуда вынырнувший Каргуль, который тоже заглядывает в телегу, где рядом со спящим свалены всевозможные аптечные бутылочки и баночки. — Наш общий будет!
— Это я его привез!
— Но на моей телеге!
— Он ветеринар!
— Я Кекешко, — слышится вдруг из телеги. «Трофей» садится и, пьяно ухмыляясь, протягивает Ка-зику руку. — Кекешко моя фамилия… О-о-о, — восклицает он, завидев подбежавшую Ядьку, и устремляет на нее такой томный взор, что девушка краснеет до ушей. — Если гражданочка желают стать женой мельника, то я предлагаю руку и сердце!
— Люди добрые! За что ж я последние десять литров спирта отдал?!! Вез ветеринара, а привез мельника?!! — Казик никак не может понять странной метаморфозы.
— По пьяной лавочке никогда ничего нельзя покупать! — укоризненно говорит Кекешко.
— Выходит, это я пил?!! — искренне возмущается Казик.
— Э-э э, какая разница… — пожимает плечами Кекешко и собирается последовать за Ядькой, которая со смехом убегает на свой двор.
Витя заступает ему дорогу.
— Куда?!! — грозно спрашивает он.
— Тихо, дорогуша, тихо… — заискивающе улыбается мельник. — Ну, чего ты шумишь, мы же здесь все свои, земляки…
В доме Павляков шум и суета. Слышны звуки губной гармошки: это в порядке подготовки к крестинам тренируется Кекешко. Перед ним стоит здоровенный кувшин, из которого он то и дело наливает спирт себе и Вечореку.
Больше всех тревожится Марыня: что же это за крестины без крестной матери? Они с Казиком рассчитывали на жену Вечорека, но она вдруг захворала, а тут с минуты на минуту придет немецкий ксендз, которого специально пригласили крестить младенца…
Казик, одетый по случаю торжества в новый костюм, выходит с пустым бидоном во двор. Под верандой стоит бочка, в которой он припрятал последний запас спирта. Оглянувшись, не видит ли кто, он опускает бидон в бочку.
Внимание его привлекает музыка, доносящаяся с той стороны забора: это у Каргулей играет патефон. Вдруг он видит, как на его собственном дворе возле забора в такт старого танго движется чья-то фигура. Осторожно подкравшись поближе, Казик с изумлением узнает сына, который тайком осваивает неведомое ему искусство танца.