Земляничное убийство
Шрифт:
– Кто это? – вдруг услышала она мужской голос.
– В смысле? – Она даже растерялась. – Вообще-то я звоню своей подруге Фае. А вы кто?
– Следователь Следственного комитета Петров. У меня для вас печальное известие…
– Фая? Что с ней?
Все находящиеся за столом женщины замерли, уставившись на Зою. Кто-то очень громко звякнул чашкой о блюдце.
– Она умерла. Вы не могли бы приехать сюда, надо бы побеседовать.
– Да, конечно. Прямо сейчас и приедем…
Она отключила телефон, глаза ее моментально наполнились слезами.
– Фая умерла, девочки. Умерла.
Все повскакивали со своих мест, засуетились, Ольга вдруг остановилась, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Девочки, надо взять себя в руки. И вообще, может, это ошибка или розыгрыш. Кто звонил-то, Зоя? Вернее, кто взял трубку?
– Следователь Иванов. Уф… Голова совсем не работает. Петров. Его фамилия Петров.
– Да
– Я так не думаю, – осторожно возразила ей Зоя. – Я вообще ни разу не встречала людей, которые шутили бы или разыгрывали таким идиотским образом. Поедемте скорее. Он хочет поговорить со мной и, вероятно, с вами. Как с близкими ее подругами. Пойдемте-пойдемте!
На лестнице в подъезде, где проживала Фаина, толпился народ. В основном это были соседи. Все тихо перешептывались, поглядывая на распахнутую дверь Осиной, откуда доносились приглушенные голоса.
– Зоя! – бросилась к ней одна из соседок, живущая через стенку от квартиры Фаины. – Фаечка умерла, представляете! Какой ужас! Мы все просто в шоке!
– Что с ней случилось? – строго, но тихо спросила у нее подоспевшая Тамара. – Как она умерла? Кто ее нашел?
– Да, что с ней случилось? – спросила Ольга Курасова, нервно почесывая макушку, вздыбливая черные жесткие волосы. – Вроде бы ничем не болела, постоянно следила за своим здоровьем, пила какие-то настои… Грамотным человеком в плане медицины была.
– Вот и напилась, думаю, своих настоев, – предположила соседка.
– Вы хотите сказать, что Фаина отравилась? – Брови Эммы Атамас взлетели вверх. – Этого быть не может. Ее травы и настои мы все употребляем. И вообще, кто здесь главный?
– Там… Следователи, эксперты… Набились в квартиру, – недовольно проворчала соседка. – Натопчут, наплюют, побросают окурки… Бррр… Фаечка такая чистюля была. Говорю вот в прошедшем времени, а саму колотит… Это невозможно!
– А она точно умерла своей смертью? – спросила Зоя.
– Да кто ж знает-то?
– Ладно, девочки, я пойду прямо туда, меня же позвали. И вы ступайте за мной. Заодно все и узнаем… – сказала Зоя, решительно поднялась, пробираясь между людьми, на несколько ступеней и вошла в квартиру погибшей подруги.
7. 15 июля 2019 г
Екатерина Фролова вернулась домой вечером, в половине девятого. В июле темнеет поздно. Но уличные фонари уже зажглись, и теперь гигантские тополя, окружавшие темный в этот вечерний час двор пятиэтажного дома, сделались необычайно красивыми, изумрудного оттенка. Быть может, еще вчера Катя полюбовалась бы ими, насладилась бы красивыми красками розового заката, порадовалась бы тому, что на ее пальчике появилось колечко с рубином, зашла бы даже в кафе, чтобы съесть свое любимое пирожное, то есть постаралась бы насладиться жизнью даже вот в таких простых ее проявлениях. Но это вчера, позавчера – в прошлом… А вот сейчас она вдруг поняла, что прежней, наполненной счастьем и радостью жизни уже больше никогда не будет. А ведь она и не знала, что кошмар, как черная змея, обовьет ее и теперь будет давить на нее, травить, превращая эту самую жизнь, которую она готовила себе в надежде на счастье, в настоящий ад. Что где бы она теперь ни была, что бы ни делала, как бы ни пыталась отыскать хотя бы немного радости в окружающем ее мире, она ее не найдет. Потому что ее больше никогда не будет. И что самое страшное она еще и не пережила. И бомба ждет ее дома. Еще немного она посидит в машине, окруженная изумрудными тополями, понаблюдает за светящимися окнами домов, оценит тепло и уют квартир, позавидует чужим простым семейным делам (вот женщина стоит возле плиты и что-то помешивает в кастрюльке, или ребенок, сидя на подоконнике, пускает из трубочки мыльные пузыри, вот парочка целуется возле окна, уверенная в том, что их никто не видит, или женщина гладит белье, или мужчина сидит за столом и ужинает), но потом-то все равно придется выходить и брести домой. Она поднимется на крыльцо, откроет дверь подъезда, глотнет кошачий смрад, смешанный с запахом лука или борща, поднимется на третий этаж, достанет из сумочки ключи, отопрет дверь квартиры, войдет, позовет мужа, Леву, а он ей не ответит. Он точно не ответит, потому что чудес не бывает. Потому что, когда она сегодня утром уходила из дома, он уже не дышал. Он с удовольствием выпил кофе, который она ему приготовила, насыпав туда неприлично большую порцию крысиного яда. Его скрутило моментально. А она, чтобы не видеть его мучений, выбежала из кухни и стояла на балконе как парализованная,
Итак, ей предстояло вернуться в квартиру тогда, еще утром, после того, как он глотнул кофе и когда она больше всего боялась, что яд недостаточно подействовал, чтобы убить его, и он еще живой или даже в сознании, и тогда она не представляла себе, как поступить, как довести дело до конца. И было очень страшно.
Теперь же надо было войти в квартиру спустя много часов, чтобы, увидев труп мужа, поднять крик, всполошить соседей, позвонить в полицию и «Скорую помощь», то есть устроить самое настоящее представление, чтобы все поверили, что она только что обнаружила, что ее муж мертв.
Утром она, пройдя на одеревеневших ногах в кухню и увидев Леву, который лежал, скрючившись, на полу, не знала, хватит ли ей сил опуститься перед ним, чтобы проверить его дыхание. Но нашла же в себе силы. Присела, поднесла к его мокрому, в коричневой жидкости (кофе, наверное) рту зеркальце – оно не запотело. Потом храбро взяла его руку и пощупала запястье, проверяя, бьется ли сердце. Кажется, не бьется. Позвала его на всякий случай: «Лева! Лева… Ты жив?» Пожалуй, это был самый глупый вопрос из всех, которые она когда-либо произносила в своей жизни. Лева ей, понятное дело, не ответил. Из совокупности всех этих признаков, которые показались ей даже при ее медицинской некомпетентности вполне убедительными, она определила, что муж все-таки умер. И это притом что тело его пока еще было теплым.
И вот сейчас. Вдруг окажется, что он жив и здоров и отравление ей просто приснилось? Что она крепко спала, увидела во всех подробностях то, что ей предстояло провернуть, а когда проснулась, подумала, что все это было на самом деле? Но тогда получится, что она сошла с ума. Потому что нормальный человек никак не может в течение целого дня не отличать свои сонные фантазии от реального положения дел.
Она все-таки вышла из машины, заперла ее и, вздохнув, направилась к дому. Каждое ее движение, каждый шаг уже мысленно были много раз отрепетированы. И вот она уже стоит перед дверью. Сначала позвонила. К счастью, никто не открыл. Значит, можно надеяться, что Лева не в состоянии это сделать. Да и вообще – даже если бы он был жив, разве не зажег бы свет хотя бы в одной из комнат или на кухне? А так – все окна были темными.
«Ну что ж, открою сама», – решила она и достала из кармана ключи. Но отпирать ей не пришлось, дверь поехала сама. Господи боже мой! Да я же специально не заперла ее, чтобы, в случае если кто придет, поскорее нашли труп! Другой вопрос – почему ей хотелось, чтобы поскорее нашли труп мужа? Да потому, что в принципе хотелось, чтобы все уже поскорее закончилось! Чтобы Леву по-быстрому похоронили, а ее, вдову, оставили в покое.
Она чуть не умерла от страха и ужаса, когда в темноте, сделав пару шагов в прихожей, наткнулась на что-то мягкое… Рука потянулась к выключателю, вспыхнул свет, вызвав резь в глазах, и она увидела распростертую на полу соседку Марину. Молодая женщина лет тридцати лежала, раскинув руки. Халатик в розочках задрался, открывая стройные и неестественно белые ноги. Домашние тапочки свалились с ног соседки, и Катя еще пару минут стояла и смотрела на яркий, малинового цвета, лак на пальцах.