Землю грызет мертвец
Шрифт:
— А вы, девушки, так будете весь день здесь торчать? — спросил он, садясь есть. Один взгляд на монитор показал ему, что видел Коул во время своего дежурства все утро. Абсолютно ничего. — Поскольку «Констанс Мэллой» явно временно в коме, я придумал кое-какие эксперименты.
— Эти твои эксперименты так застенчивы, что при зрителях их ставить нельзя? — спросила я.
— Вроде того.
Хотя мы все подписали бергмановскую клятву держать язык за зубами, старые привычки действительно отмирают тяжело, если вообще отмирают.
— Не вопрос, — ответила Кассандра. — Все равно Жасмин
— Ты фею послала курьером передать записочку? — спросил Бергман, ухмыльнувшись.
Вот именно что.
— Бергман… — Кассандра закашлялась, замотала головой и одними губами произнесла: — Потом.
Мы взяли удостоверения и документы, я надела кобуру, прикрыв «Скорбь» кожаной курткой. Еще я надела наряд, который Вайль мне купил взамен погибшего на нашем прошлом задании: темно-красная шелковая туника с узорным вырезом и черные джинсы. Ботинки я надела свои — Коул сказал, что из «Суккулентов семи морей» придут с утра за своей обувью и прочим, что мы одалживали.
Мы оставили Бергмана тащить из прицепа два ящика электроники и играть с ними, как ребенок с конструктором. Когда за нами захлопнулась дверь, я обратилась к Кассандре:
— Хотела бы я сказать «не обращай на него внимания», но обращать надо. Он ведет себя, как последний болван.
— Он испуган, — ответила она.
— Страх — ключевой пункт всего его существования. Но из этого не следует, что он должен поливать тебя и твою работу, как только откроет рот. Не будь он так чертовски талантлив, я бы ему уже месяц назад выдала как следует. Штука в том, что он просто очень ранимый, и всегда есть шанс его смертельно оскорбить совершенно случайно. И тогда все наши великолепные устройства накрываются медным тазом.
— Я вполне умею с ним ладить, — сказала она. — Просто я все время отвлечена с тех самых пор… — Она посмотрела на меня с добродушным упреком. — С тех самых пор, как тебя встретила.
— Что я могу сказать? Умею я привлекать сердца. А где, кстати, этот твой приятель?
— В уличном кафе под названием «Подкрепиться». Надо будет взять такси.
Я бы, конечно, предпочла приехать на своем «корвете». Но так как Кассандра не предложила мопедов, то я готова была на любой транспорт, который она выберет.
Мы проехали двадцать кварталов до «Подкрепиться» в такси, будто побывавшем в гонке на выживание. Где не было дыр, остались вмятины, а что не было разбито, то проржавело.
— Это кровь? — спросила Кассандра, показывая на пятно на полу.
— Если не околоплодные воды, — пошутила я.
Она посмотрела на меня в ужасе:
— Кто-то здесь рожал, в этой машине?
— А что такого? Сиденья с пружинами, а когда подопрет, надо только схватиться вот за эту измазанную петлю.
Я сделала вид, будто хочу продеть туда пальцы, и Кассандра, завизжав, перехватила мою руку. Черт!
— Не смей глядеть! — рявкнула я, но поздно: от этого мимолетного контакта она успела получить видение.
— Ты должна будешь взять нас с Бергманом на следующее задание, — прошептала она.
— Что за фигня?
— Потом на эту тему поспорим.
— У вас там как, все в порядке? — спросил водитель, судя по акценту, родившийся прямо к югу от границы.
— Нормально. Просто у моей подруги навязчивый страх микробов. — Ну да. Может, я хотела некоего реванша за это «не трогайте меня», когда предупредила: — Осторожнее с задним стеклом. Вот этот потек — это может быть рвота.
Кассандра вздрогнула.
— Ты знаешь, что я как-то целый год у одного богача конюшни чистила, и ни разу не было у меня такого ощущения, будто бактерии лезут мне на подол, как обезумевшие насекомые? Не во мне дело, а в этой вот машине!
— Тебе нужно в душ? — спросила я.
— Да!
— Обидно, мы уже приехали.
Она выскочила из машины, и пока я расплачивалась, вбежала в кафе, требуя, чтобы ей показали туалет. Забавно, как хороший приступ брезгливости выбивает из головы все страшные сны и видения. Мне вот точно стало лучше.
Я огляделась. На улице — круглые столики на четыре места под большими желтыми зонтиками, торчащими из середины, и черные железные стулья с привязанными круглыми подушками. Только за тремя кто-то сидел — две мамочки с младенцами в колясках наслаждались кофе, а детки дружно спали. На другом конце узкой веранды сидел мужчина, который мог бы служить серьезным аргументом для моей веры в инопланетян — если бы такая вера у меня имелась.
Густые белые волосы росли из головы прямо вверх, будто последние пятнадцать минут он висел вниз головой на трапеции. Голубизна глаз была так светла, что казалась серебристой. Глубокие морщины прорезали клочки кожи, не закрытые кустистыми белесыми бровями, велосипедным рулем усов и бородой до груди. Одет он был в широкую рубаху, как поэт-романтик, с гомосексуальными рукавчиками и V-образным вырезом, сейчас закрытым кожаным галстуком. Темно-коричневые вельветовые штаны по цвету подходили к прихотливо отделанным ковбойским сапогам.
— Прекрасные сапожки, — сказала я, подходя ближе. В левом ухе у него висела серьга с бриллиантом.
— Спасибо на добром слове. Мне их сделали на заказ в Рино. Я там нашел магазинчик «У Фраермана», который горячо рекомендую любому из ваших знакомых джентльменов.
Легкий юго-западный акцент приглашал быть как дома, посидеть тут лениво, если есть такое желание.
Я сунула руки в карманы джинсов — в основном потому, что пожать ему руку было бы вежливо. Вежливо и глупо.
Он жестом пригласил меня присесть. Я села напротив, думая, что это имя — Фраерман — я уже где-то слышала. Но копаться в воспоминаниях не было времени. Старый джентльмен смотрел на меня и ждал моих слов.
— Кассандра скоро появится. Только что у нее случилась очень мучительная поездка на такси.
Он улыбнулся:
— Вверять свою жизнь чужим рукам очень трудно.
— Это да.
— Меня зовут Десмонд Йель.
Его прервала официантка, спросив, что я буду пить. Я заказала холодный чай.
— Я Люсиль Робинсон. Кассандра мне говорила, что вы из Нью-Мексико, — ответила я после ухода официантки.
— Родился там и вырос, — подтвердил он.
— А больше она мне ничего не рассказала.