Земной круг
Шрифт:
Весьма много любопытного могли бы мы узнать от упомянутого смоленского воеводы, который, без сомнения, может назван одним из самых просвещенных москвитян…» — так писал иезуит Филипп Авриль о беседах с Иваном Мусиным-Пушкиным [188] .
Рассказ сановника Сибирского приказа в передаче Авриля подтверждает богатство сведений, имевшихся в распоряжении наших предков.
На совести Авриля остались не одни полярные «бегемоты». Мусин-Пушкин не мог говорить, например, что Лена впадает в Колыму. Но окольничий знал о существовании «северного мыса Америки», лежащего неподалеку от восточной окраины Азии, знал, что окраина Америки далеко выдалась в море, а на американском берегу водятся бобры.
188
М.
Мусин-Пушкин подмечал сходство между обитателями Азии и Америки. Что же касается «острова», где ловят «бегемотов», то он, Мусин-Пушкин, прекрасно был осведомлен, что главный промысел «рыбьего зуба» находится на Анадырской корге. Авриль мог превратить Чукотку в этот остров.
Случаи скитаний промышленников, унесенных на льдинах, конечно, были, и об этих случаях Сибирский приказ, разумеется извещался. От Анадыря до Северной Америки всего какие-нибудь сутки пути на коче. Люди на льдинах, гонимых попутным течением, могли не раз попадать к «северному мысу» Америки, но важнее всего то, что Мусин-Пушкин твердо знал: такой мыс есть!
Передав рассказ Мусина-Пушкина, иезуит пускался в рассуждения о возможности морского сообщения с Китаем и Японией.
Он упоминал о карте Сибири, хранящейся в «московской канцелярии», вероятнее всего в Сибирском приказе, и описывал Обь, Енисей, Лену, Амур. Из этой «канцелярии» Авриль достал и описание народов, обитающих у границ Сибири и в Китае и даже на рубежах Тибета. Это был труд Спафария, и иезуит, не указав источника, включил его в свою будущую книгу.
Филипп Авриль дважды пытался пройти в Китай по одной из шести дорог, ведущих туда от Москвы, но обе попытки его не удались. Выпустив книгу, наполненную жалобами на московские порядки, Авриль отправился в желанный Китай через Индийский океан и умер, когда корабль подходил к берегам Формозы (Тайваня).
Плаванье верхотурского воеводы
В то время, когда Авриль разговаривал о колымских «бегемотах» с Мусиным-Пушкиным, Иван Толстоухов пустился в свое плаванье в сторону Анадыря и Северной Америки.
Иван Толстоухов в 1664 году был воеводой в Верхотурье. Весьма важно, что в ноябре этого года он встречал Семена Дежнева, ехавшего из Якутска в Москву. Следовательно, Иван Толстоухов мог тогда узнать от Дежнева о его былом походе «морем вперед» на Анадырь.
Через три года Толстоухов числился таможенным и заставным головою в том же Верхотурье. В частности, он досматривал деньги и имущество служилых людей и даже воевод, возвращавшихся из Сибири, чтобы знать, не нажили ли они богатства какою-либо неправдою.
Вот все, что мы знаем об Иване Толстоухове до 1686 года, когда он повел три коча вниз по Енисею, спустился до устья и отправился оттуда на восток.
С тех пор он бесследно исчез в просторах Ледяного моря [189] .
Смелая попытка Ивана Толстоухова достичь Ледяного мыса — мыса Дежнева — была предпринята как раз в то время, когда в Сибирь прибыл «великий посол» в Китай Федор Головин. Вместе с ним приехал в Тобольск его отец, Алексей Головин, назначенный туда воеводой.
189
Вот как об этом сообщил амстердамский бургомистр Н. Витсен, выдержки из книги которого впервые привел В. Ю. Визе:
«Иван Толстоухов (Tolsta Oegof), у которого прозвище Dikoor (Дикарь?), сын видного русского дворянина поплыл в 1686 году, по приказу, по Енисею, на трех кочах (Cotsjens), чтобы обогнуть с севера морские берега. Однако он не вернулся, п можно думать, что он погиб со всей своей командой».
Здесь произошло забавное недоразумение с прозвищем Толстоухова. Витсен перевел его фамилию на голландский «Dikoor», а Визе решил, что это лишь написание русского слова «дикарь» латинскими буквами.
В. Ю. Визе. Витсен о русском арктическом мореплавании в XVII веке. — «Проблемы Арктики», 1948, № 1, с. 18.
Головины и послали Толстоухова в трудный поход. Головин-отец сразу же после появления в Тобольске выехал зачем-то в Енисейск. Вполне возможно, что он снаряжал там корабли Толстоухова и провожал его в дальнюю дорогу. Поиски прохода в Китай, точное определение морских границ на Северо-Востоке могли быть целью Толстоухова и Головиных. Действия мореходов и посольства Федора Головина, вероятно, были согласованы.
Сам Федор Головин пошел Енисеем и Верхней Тунгуской к Братскому острогу, отправив в Пекин гонцов с подарками богдыхану — «рыбьим зубом» и мамонтовыми бивнями, добытыми в сибирских недрах [190] .
190
В другом месте Николай Витсен вновь говорил о том, что Алексей Головин отправлял шестьдесят мореходов для достижения Ледяного мыса. Несколько неясно, шла ли здесь речь о толстоуховских кочах или о другом плавании. Но эти шестьдесят человек тоже без вести исчезли.
Через год после отправления Толстоухова на восток от Енисея амстердамский бургомистр Витсен выпустил известную «Новую ландкарту Северо-Восточной Азии и Европы». Русские источники ее несомненны.
В 1687 году Витсен обозначил на месте Чукотки полуостров «Через камень», а у его северного конца поместил Необходимый нос. Кроме того, около полуострова Витсен сделал надпись: «Ледяной мыс, конец которого неизвестен». Составителю карты были известны чукчи и коряки. Из восточных рек Витсен знал Анадырь, Камчатку, Охоту, Улью, Пенжину. Так будущий мыс Дежнева впервые появился на карте.
Албазинцы и иезуит Жербильон
Когда «великий посол» Федор Головин сходился с китайцами на границе, в свите богдыханского посланника находился французский иезуит Жан-Франсуа Жербильон. Он вместе с португальцем Томасом Перейрой ревностно служил маньчжурскому императору.
Жербильон не зря проявлял назойливую любознательность в отношении северо-восточной окраины Руси. Еще до своего появления в посольском стане под Нерчинском он изучал на рынках Пекина русскую торговлю моржовой костью.
В Пекине Жербильон познакомился с албазинскими пленниками, среди которых находились Григорий Самойлов-Мыльник и поп Максим.
Григорий Мыльник, узнав, что ему, как и другим богдыханским невольникам, на родину «отпуску не будет», решил заводить мыловаренный завод и строить мельницу в Пекине. Жили в Пекине тогда и явные изменники вроде Пахомки Карнауха.
Трудно решить, кто именно из этих русских, видевшихся с иезуитом Жербильоном, получил в Пекине чин младшего мандарина. Этот мандарин был родом из Тобольска. Он бывал на Селенге, в Нерчинске, а затем служил в Албазине. От него Жербильон и получил данные о Тобольске, который, по расчетам иезуита, был не меньше Орлеана, о Селенгинске, Байкале, Енисейске, Сургуте, Якутске.
После расспросов русских пленников Жербильон написал:
«Москвитяне добавили, что они объехали берега Ледовитого и Восточного морей и всюду находили море, кроме одного места к северо-востоку, где находится горная цепь, вдающаяся очень далеко в море. Они не смогли дойти до конца этих гор, казавшихся недоступными. Если наш материк соприкасается с материком Америки, то это возможно только в этом месте, но соприкасаются они или нет, несомненно во всяком случае, что они не могут отстоять сколько-нибудь далеко друг от друга…» [191] .
191
М. П. Алексеев. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Иркутск, 1941, с. 482.
Разумеется, Григорий Мыльник, поп Максим или другие русские пленные в Пекине могли и не говорить Жербильону о плавании Дежнева. Они правильно указали на Чукотский полуостров, как на наименее исследованную область между двумя морями. Возможно даже, что здесь шла речь о попытках пересечения Чукотки сушей к северу от направления Анюйского волока. В таком случае речь шла о походах к морю через Анадырский хребет с целью определения границ суши на окраине Азии.
Все это указывает на большой размах русских исследований на рубеже между Азией и Америкой. Жербильон, мечтавший о захвате Чукотского носа для богдыхана, старательно записал рассказы пленных албазинцев.