Земной круг
Шрифт:
В 1479 году Джосафат Барбаро, которого еще не успел забыть читатель, возвращался из «Белобаранного» царства в Венецию.
Изменив первоначальный путь, он двинулся на Шемаху и Дербент, откуда пошел на Московию.
Барбаро узнал важнейшие новости — о покорении Новгорода и походе на Казань. С присоединением Новгорода великий князь Московский стал владеть Заволочьем и всеми путями в Югру.
За год до приезда венецианца Барбаро в Москву великий князь послал воевод Василия Образца и Бориса Слепца-Тютчева «казанских мест воевати». Незадолго до этого Ибрагим, царь казанский, получил ложное известие о гибели великого князя под Новгородом.
Бывалый и решительный Образец в то время находился в личном полку великого князя, ходившем на Новгород. За широкими плечами воеводы осталось много дорог. Всего шесть лет прошло с того дня, когда Образец с тем же Борисом Слепцом-Тютчевым, устюжанами и вятчанами разгромил близ устья Шиленги на Северной Двине двенадцать тысяч новгородцев и овладел парчовой хоругвью Новгорода. Битва при Шиленге решила судьбу Северной Двины, Мезенского Поморья и всей Вологодской земли, перешедших под власть великого князя Московского. Под знаменами Василия Образца было тогда всего четыре тысячи воинов [75] .
75
«О бою на Двине Василию Федоровичу Образцу» рассказывает Летопись Русская, хранящаяся в Парижской Национальной библиотеке. Василий Федорович Образец умер в 1484 году.
См. Сергей Марков. Воевода Василий Образец. — «Вокруг света». Отдел «Наша летопись», 1953, № 10.
В 1478 году Образец со Слепцом устремились на волжских судах к Казани и заставили Ибрагима просить о мире. Казанский царь не раз клялся в миролюбии и дружбе, по всегда нарушал свое слово, и Казань дорого стоила Москве. Под казанскими стенами полегло много русских людей. Там когда-то был сражен и Василий Папин, посол к шаху Ширвана, видевшийся в Дербенте с Афанасием Никитиным.
В замиренную Образцом землю Казанскую входили собственно Казанская земля и Башкирская, Вотяцкая, Костятская, Беловоложская, Сыплинская, Черемисская и Камская земли.
Русские неусыпно следили за этой огромной страной. Пути к ней начинались в Муроме, Владимире и Нижнем, Галиче-Мерском и Устюге Великом. Особенно трудно было идти к Казанской земле из Галича «лесами без пути», через дебри Унжи и Ветлуги. Московские полки ходили под Казань Окой и Волгой, на Бечеву и Чебоксары.
Из своего путешествия по Руси Джосафат Барбаро вывез ценные сведения о казанской торговле. Он узнал, что Казань снабжает мехами всю Русь, а также Польшу, Персию и Фландрию.
Побывав в Москве, Барбаро двинулся в Польшу.
Там по-прежнему жил и трудился Филиппе Каллимах, свидевшийся в том же 1479 году со своим другом по Римской академии, гордым бедняком Юлием Помпонием Лэтом, ходившим в нумидийской чалме и старинных котурнах. К устью Дона в тот год Лэт ехал через Польшу — большой торговой дорогой вдоль Днепра. Часть этой дороги была пройдена Афанасием Никитиным, если он успел добрести живым хотя бы до Таванского перевоза или Киева.
Римский путешественник Лэт видел грозные днепровские пороги и встречал на Днепре ловцов бобров. С меньшим знанием дела, чем Каллимах, Лэт, однако, тоже писал о русской браге и медах, а также о толокне и пшенице. Он слышал, как «скифы», сидя за своими дубовыми столами, провозглашали здравицы в честь своих гостей. Лэт даже записал несколько славянских слов.
Живший восторгами и мечтами странник в котурнах размышлял о судьбе зауральских «югров». Лэт думал, что они, громя Рим и учреждая свое государство в Панпонии, частью вернулись к Ледовитому океану и привезли туда медные статуи Вечного города. Может быть, здесь перекличка со сказанием о Золотой Бабе, которое так тревожило воображение путешественников?
В «Скифии» поклонник Вергилия Лэт, закутавшись в одеяло из тюленьих шкур, ездил в русских санях. Он слышал о белых соколах Севера и описывал животных «скифских» лесов и степей, ловил вести о далеких странах на Востоке, о сказочных деревьях Индии и лесах страны Серов, приносящих шерсть, о хане азиатских «скифов», живущих близ Индии.
Так он шел к устью Дона, а потом к Черному морю, изгиб которого Лэт уподоблял скифскому луку. На берегах Понта этот ученый-поэт грезил незакатным солнцем и холодными просторами Ледяного моря, раскинувшегося от страны югры до острова Туле — крайнего предела северных обретений. Это уже много для человека, безвыездно прожившего в Риме.
Вернувшись туда в 1480 году, Юлий Помпоний Лэт стал рассказывать своим ученикам о Заволочье, взятом на щит Василием Образцом. О большом полярном острове ему говорили русские люди, жившие у истоков Дона, прямо по соседству с Москвою.
Юлий Помпоний Лэт не обнародовал в Риме потрясающей вести об освобождении Руси от татарского ига. Но в «Скифии» ему уже рассказывали о могущественном царе и самодержце московском.
Зато Джосафат Барбаро, издав в 1487 году, одновременно с Контарини, описание своих путешествий, сообщил, что русские, еще четверть века назад платившие дань татарскому хану, «ныне сами завоевали город Казань» [76] .
Барбаро каким-то образом с необычайной быстротой узнал о событиях у стен Казани.
76
«Библиотека иностранных писателей о России», т. 1. СПб., 1836, с. 62.
О казанских делах коротко расскажем следующее.
Вероломный Ибрагим после того, как его образумил Василий Образец, прожил еще восемь лет. Казанцы без согласия Москвы возвели на престол Ибрагимова сына Алегама (1486 год). Он весь пошел в отца и за год своего правления причинил Руси много беспокойства.
Между тем в Москву привезли Мегмет-Аминя, самого младшего сына Ибрагима. Великий князь приберег казанского малолетка для важного дела.
В самый день пасхи 1487 года князь Данила Холмский, Федор Ряполовский, Семен Ярославский двинули на Казань конницу и судовые рати.
На ильин день затмилось солнце. Но в Москве, несмотря на это, был великий праздник. Федор Хрипун примчался из Казани с вестью о том, что город взят, а Алегам пленен. По всей Москве звонили в колокола. Вскоре недолгий властитель Казани был привезен в Москву и отправлен на житье в Вологду, а на казанский трон русские возвели Мегмет-Аминя.
Из Москвы летели гонцы с вестью о казанской победе. Один из них, обогнав Алегама, влачившегося в Вологду, прискакал к подножию двух холмов, на которых раскинулся «владычный городок» Усть-Вымский. Он стоял близ слияния Вычегды и Выма.