Земной поклон. Честное комсомольское
Шрифт:
Коля опустил голову. Только сейчас до него дошло, что живет он в чужом доме, ест чужой хлеб.
– Не вмешивайся не в свое дело!
– прикрикнул на мать Сенька-воин.
– Смотри, вояка, властей вмешаю!
– пригрозила мать.
Коля выскользнул на улицу, взял ведра, натаскал из колодца воды в бочку. Потом взгляд его упал на разбросанные по земле чурки. Он достал топор и точными, сильными ударами расколол чурки на мелкие полешки.
– Да не об этом я говорила тебе!
– сказала ему тетка Дарья.
– Мне работы твоей не нужно. Чай, не батрак. Ты, парень, пока
Коля опустил топор и, переминаясь с ноги на ногу, мрачно смотрел в землю.
– Уйду от вас, не бойтесь, - сказал он.
Тетка Дарья махнула рукой и пошла в стайку, где негромко, но призывно мычала рыжая комолая корова.
На крыльце, постукивая костылями, появился Сенька-воин.
– Снесешь на выселок Ильюхе. У него и поживешь. А то мать бучу затеет.
– И он протянул Коле записку.
– Ладно, - сказал тот, повернулся и, не прощаясь, медленно пошел к воротам.
ПРОГЛЯДЕЛИ
В противоположность Пипину Короткому, Саша Коновалов был вольной птицей с дальним полетом. Он, как и Коля Ласкин, нигде не бывал, кроме своего Погорюя, не видел другой реки, кроме Куды, не уходил в тайгу дальше чем на сто километров. Но где только не побывало Сашино воображение, о чем только не мечтал он!
Александр Александрович передал Саше свою страстную любовь к астрономии. И тот принял ее по-своему. Он полюбил небо с его беспредельным простором и звезды с их таинственным мерцанием. Он мечтал стать летчиком, испытателем новых авиационных машин, первым пассажиром межпланетного корабля. Все явления жизни, которые проходили перед Сашей, вызывали в нем долгие раздумья, он пытался определить свое отношение к ним и к людям, которые его окружали.
Мать была для него самым дорогим человеком. Потеряв на фронте любимого мужа, она перестала следить за собой, но Саше и в голову не приходило упрекнуть ее в этом. Он гордился своей матерью: имя ее не сходило с доски Почета. В колхозе она трудилась, не жалея сил. Дома успевала вести хозяйство.
Самоотверженную заботу матери Саша чувствовал во всем и платил ей нежной любовью.
Так же, как и мать, Саше была дорога Стеша, но в этом он боялся признаться даже себе. С каждым днем его отношения к Стеше становились сложнее. Чувство детской дружбы медленно уступало место первой, осторожной и большой любви.
Кроме матери и Стеши, еще один человек играл большую роль в Сашиной жизни. Это был Александр Александрович. Саша безгранично уважал его за то, что он жил в деревне, учил деревенских ребят, искренне считал работу в школе своим назначением в жизни.
«А ведь он мог быть научным работником в большом городе», - часто думал Саша о своем учителе и хотел быть таким же умным, культурным, талантливым, как Александр Александрович, таким же самоотверженным, добрым и требовательным, таким же необычным и обаятельным. Не замечая того, он подражал голосу и даже жестам и походке Александра Александровича.
В перемену Саша догнал Александра Александровича. Учитель шел из класса по коридору своей деловой, торопливой походкой, стройный и легкий, с журналом под мышкой.
Саша тронул Александра Александровича за локоть. Тот остановился и взглянул на мальчика внимательными, немного по-детски застенчивыми серыми глазами.
– Ну что, тезка?
– спросил он глуховатым голосом.
Саша огляделся по сторонам. По его взгляду Александр Александрович понял, что разговаривать здесь нельзя.
– Пойдем в учительскую, - сказал Александр
Александрович, положил Саше на плечо свою руку и словно забыл о ней.
Так, молча, они и проследовали по коридору второго этажа, поднялись по лестнице и вошли в учительскую.
Те учителя, которые утверждают, что у них нет любимчиков, говорят неправду. Человеку свойственно выделять из окружающих людей тех, к кому лежит душа. И учитель в этом не исключение.
В классе Александр Александрович не подчеркивал своего расположения к Саше, но Саша чувствовал, что он любимый ученик, и глубоко ценил это. Вот и сейчас он торжественно и смущенно нес на своем плече руку учителя и испытывал гордость за доверие и уважение к себе.
В учительской никого не было. Они сели за длинный стол, покрытый красной материей, друг против друга и заговорили о Коле Ласкине.
– Был я у него дома, - рассказывал Саша.
– Он не возвращался. Отец грозится собственными руками задушить его, как воротится. Мать плачет.
Саша то задвигал, то раздвигал у белого воротничка легкую «молнию» черной вельветовой курточки, то прикасался пальцами к авторучке, заткнутой в верхний карман, то поправлял рукой черные волосы, спускающиеся на загорелый лоб.
– Несколько дней он действительно прожил у Сеньки-воина. Пил с Сенькой, в карты играл. Санька сказал мне, что дал ему на карточную игру сто рублей и он проиграл их. «Вот и купил его недорого», - признался Сенька… Тетка Дарья сказывала…
– Говорила. Сказывала - это диалект отживший, - перебил Александр Александрович.
– Говорила, - поправился Саша, - что домой Коля возвращаться не думает. В школу больше не пойдет. И вообще хочет начать новую жизнь.
– Какую?
– Не понял я, Александр Александрович, что это за новая жизнь. Я вначале подумал, что он решил идти работать, но теперь, говорят, он живет на выселке у дружков Сеньки-воина. А недаром говорится: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты».
Александр Александрович утвердительно кивнул.
– Вот я и думаю, - продолжал Саша, - раз он у Сенькиных друзей, значит, жизнь его не трудовая будет. Добру они не научат. Сказыва… Говорят, - смутился Саша, - забили дома Ласкина, оттого он такой. Ненавидит мать и отца.
– Проглядели мы парня!
– покачал головой Александр Александрович.
Коля Ласкин, так же как и Саша, учился у Александра Александровича с пятого класса. Когда Коля учился в седьмом классе, Александр Александрович советовал отцу взять сына из школы и определить его на работу, но тот и слушать не хотел, бил себя в грудь и кричал на всю учительскую: «Я неучем остался, так пусть хоть сын человеком будет! На инженера выучу!»