Земные пришельцы. Книга первая
Шрифт:
«…тый день Лон бродит вдоль Силового Барьера Базы. Я устал приходить на Пункт, часами простаивать в Кабине и делать эти дурацкие, никому не нужные записи, будто исповедуясь перед смертью.
Прошло уже трое суток, как ушел Д-15. 10 часов – туда, 10 —обратно, 2 часа максимум – для осуществления Контакта. Да, в пределах одних суток…
Дина с группой требуют последней попытки. Хорошо, пусть отправляются завтра, но не более двух человек. Если не вернутся и они, я разнесу эту чертову Кабину! Нет, заставлю самого Лона загерметизировать меня в ней, открою шлюз и буду кричать "SOS"!..
Это
А если искажать наше до предела? ± 0,95ts я выдержу?.. Знать бы…»
Глава 2
Приблизительно в ту же пору, когда из города С. было отправлено в Москву письмо от некой Н.С., по всей стране волной прокатился слух о фантастических и пугающих событиях. Слух сразу обратил на себя внимание не только содержанием, но и тем, что о месте произошедшего ходили самые разноречивые толки. Но те, кто имел возможность разъезжать по стране и слышать эти разговоры в разных ее уголках, не могли не заметить, что в большинстве случаев назывались либо Прибалтика, либо некий город С., что на Волге. Эти два района разделяли сотни километров, что, однако, не мешало обнаруживать между ними какую-то связь.
Содержание слуха было следующим.
2 мая 1986 года в окрестностях большого города ранним утром, когда в небе уже таяли последние звезды, над высоким холмом жители ближайших к нему домов, по тем или иным причинам не спавшие в эти часы, вдруг увидели громадный тускло светящийся шар нескольких десятков метров в диаметре. Сбежались, отрезвев от сна, сотни людей. Естественно, нашлись и такие, кто кинулся прочь, поднимая панику, дескать "эта штука" может вот-вот взорваться. И все же смельчаков набралось больше, хотя ближе, чем на двести метров никто подойти не решался, да и ни смог бы, поскольку людей и шар разделяли то ли заросли непроходимого кустарника, то ли глубокий овраг. Шар был неподвижен некоторое время, затем начал "мигать"– то загорался более ярким светом, то угасал. Внезапно на нем, как на электронном табло вспыхнула надпись крупными черными буквами: "НОЯБРЬ 1986 ГИБЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ СПАСЕНИЕ В0ЗМОЖНО ЖДИТЕ ИНСТРУКЦИЮ" Именно так – без знаков препинания, как в телеграмме.
Теми, кто не поддался панике, она была прочитана много раз, когда ее вдруг сменило изображение дактилоскопического отпечатка человеческого пальца с надписью под ним: "СПАСИТЕЛЬ". Затем снова первое изображение, потом – второе, снова – первое, мелькание отдельных букв, цифр, напоминающее помехи на экране телевизора, и вдруг шар стал резко уменьшаться в размерах и одновременно гаснуть. Когда диаметр его сократился приблизительно в пять раз, видение исчезло совсем, словно растворившись в уже пробивающихся первых лучах солнца. Без следа.
Также было известно, будто кто-то из числа наиболее находчивых успел сфотографировать шар с его надписями…
Толпы людей долго не расходились, ожидая неизвестно от кого объяснений. Все новые и новые люди подходили к месту происшествия, быстро посвящались в курс дела, пока усилиями милиции не был наведен порядок.
Вот таковым вкратце был наиболее распространенный вариант слуха. Проконтролировать его распространение, сказать, где его истоки, где конец никто никогда не смог бы. Массой подробностей обрастал он изо дня в день, от города к городу, от одного человека к другому. Казалось бы, пустой слух, пусть даже небывалый, и только. Однако был ряд обстоятельств, не позволяющих так утверждать.
Александр Григорьевич Бельский был молодым психиатром, подающим большие надежны, особенно для своего учителя, известного не только в стране, но и в соответствующих кругах за рубежом, профессора Гамбурга, заведующего кафедрой психиатрии С-кого медицинского института.
Бельский обладал множеством достоинств и как врач, и как человек, но было одно отличительное, благодаря которому Александр имел большой авторитет и в кругу своих знакомых, и особенно, у пациентов – это удивительное обаяние, чуть ли не мистическая притягательность, умение понимать человека и располагать его к себе, исключительно редкая особенность строить отношения. Причем его манера вести себя с людьми была золотой серединой между двумя крайностями: когда одна из них, хамовато-фамильярная, вызывает у нас возмущение, а, порой, и обиду, а другая, льстиво-заискивающая, – брезгливое чувство, ощущение чего-то скользкого, пошлого, слащавого. Он не только знал психологию людей вообще, но и тонко чувствовал конкретного и ранее незнакомого человека, умея быстро оценить его. Был и еще один редкостный дар, свойственный Бельскому. Так называемая интуиция. Нет, не профессиональная, которую всегда можно объяснить огромными познаниями в своем деле, богатейшим опытом, тонкой наблюдательностью, а, если так можно выразиться, "универсальная", никаким логическим объяснениям не поддающаяся. Существуют горы литературы по парапсихологии, телепатии, о разного рода экстрасенсорных возможностях человека и прочих весьма сомнительных явлениях – увы, всё лишь бездоказательные гипотезы, либо фантазии авторов.
Александр Григорьевич много раз ловил себя, например, на том, что иногда мог точно сказать, кто сегодня из знакомых нагрянет к нему с визитом, и, главное, во сколько… Или порой прохаживаясь на остановке в ожидании нужного автобуса, он мог предвидеть, через сколько минут тот подойдет… Или сколько пациентов явится к нему завтра на прием. Великое множество подобных озарений заставляло его самого удивляться, ломать над этим голову и признавать, что зачастую объяснить их простым совладением, случайным отгадыванием было нельзя…
В последние дни Бельскому не давали покоя, как и большинству жителей его города, мысли о событии с Шаром, хотя он всячески пытался первое время отмахнуться от них. Как и другие люди, он находился в напряженном ожидании сообщения об этом явлении в газетах, по радио, или телевидению. Естественно, возлагались большие надежды на средства массовой информации, способные положить конец разнотолкам, порождаемым менее авторитетными источниками. Вряд кому хотелось услышать официальное подтверждение таинственного факта, поскольку ничего хорошего надпись на Шаре не сулила. Потому и было напряженным то ожидание.
Но время шло, день ото дня этот слух вытеснял из сознания людей все остальное – привычное и непоколебимое. Не обнаруживалось никакой тенденции к охлаждению пыла различных паникеров и смутьянов; газеты молчали, заставляя все больше недоумевать. Конечно же, появились желающие поторопить прессу – пошли первые робкие письма в столицу. И тут однажды, поздним вечером, когда Бельский, уже закончив по дому свои холостяцкие дела, укладывался спать, будто влажный холодный компресс лег на его лоб – так было всегда, когда приходило очередное озарение. Ему показалось, что в городе есть человек, который знает объяснение событиям с Шаром, человек, обладавший фактами.
* * *
«Академики» сидели некоторое время молча. Витёк все держал зеркальце над запиской, и каждый из троих, тесня соседа, еще и еще раз вглядывался в загадочные строки.
Лёнька встрепенулся первым. Он стал разбирать стопку клочков, собранных Евгением, отыскивая на них цифру, обозначающую номер листка.
– Вот… двадцать пятый, так… сороковой…
Друзья подключились к нему.
– Ага! Тридцать восьмой – следующий! Лепи!
– Подожди-ка, дружок, давай сначала двадцать пятый, чтобы по порядку, – постановил Витёк. – Больше нет?