Земные пришельцы. Книга первая
Шрифт:
Теперь уже он возглавлял парад, ему хотелось растянуть это удовольствие. Взяв Витькино зеркало в руки, он помедлил.
– И все-таки, давайте не будем читать книгу с конца. Я хочу пояснить вам, если вы кое-чего не поняли из того, что уже прочитали.
Ребята были не против посмаковать и растянуть удовольствие.
– Ну, поясни, если ты сам все понял, только вперед не забегай, – сказал Евгений.
– Так вот. Вы поняли, что означают эти цифры на сороковом листе, и эти эмоции Руководителя, которые уже по почерку можно увидеть?
– Это годы, месяцы и колебания каких-то величин, которые соответствуют этим годам. По-моему речь идет о колебаниях искривления пространства, а измеряются они в единицах «тэ-эс», – предположил Витёк.
– Все?
– Нет, не все, – решил добавить Евгений. – Руководитель с помощью какого-то счетчика искал, как он выразился, «окно» во времени с наименьшим диапазоном колебаний этой величины «тэ-эс», который, по-видимому, может выдержать человеческий организм. И самое главное – эта группа находится в будущем и хочет оттуда вернуться в настоящее!
– Вот тут ты, брат, промахнулся! – с удовольствием заключил Лёнька. – Может, они и из будущего, не буду забегать вперед, но вернуться хотят не в настоящее, точнее, не к нам, не в наше время! Потому что, на твоих же глазах он ищет это окно и СЛУЧАЙНО, я подчеркиваю – случайно, обнаруживает его по счастливому для нас совпадению именно в апреле 1974 года. Они ВЫНУЖДЕНЫ приземлиться, или как там это называется – материализоваться в наше время, так как именно оно каким-то образом обеспечивает вот это минимальное колебание величины «тэ-эс», которое может выдержать человек. Это, так сказать, аварийная посадка.
– Так они приземлились или нет? Как записки попали к нам? – в один голос спросили Витёк и Женька.
– А вот об этом мы сейчас и почитаем.
Стоял жаркий весенний день, один из последних дней апреля 1974 года.
Глава 4
Вихрем пронеслась по городу С. весть о существовании некой Н.С., проживающей здесь же, и вкратце содержание ее письма, отправленного в Москву.
Оказывается, еще месяц назад кто-то из крайне любопытных работников на Главном Почтамте при сортировке писем обнаружил на одном из конвертов адрес учреждения, занимающегося проблемами «летающих тарелок». Не каждый день попадались на глаза такие письма. Работник был молодой, писем таких никогда не встречал, а обнаруженное было к тому же довольно пухлым. Соблазн был настолько велик, что нерадивый товарищ вскрыл письмо, прочитал, опешил, снова запечатал конверт и отпустил с богом в Москву. Признаться в своем грехе он долго не решался, и даже можно сказать, не собирался, если бы не слухи о Шаре. Целый месяц он боролся с искушением поделиться с кем-нибудь и решил, в конце концов, что скрывать такую информацию дальше было бы нечестно, и кому-то под строжайшей тайной взболтнул на ушко… Этого оказалось достаточно, чтобы весть о письме и его содержании в мгновение ока облетела весь город, тем более почва была как никогда благодатная.
Бельского новая информация настигла в троллейбусе по пути в клинику. Какая-то дородная женщина громко повествовала своей подруге о письме и, улавливая, что пассажиры навостряют уши, будто невзначай все ближе подбираясь к оратору, великодушно «наращивала громкость». Слух о Шаре заметно объединял людей. А после того, как интерес случайных попутчиков возрос настолько, что скрыть его уже было невозможно, и кто-то робко попросил повторить, так как не все расслышал, то женщина, пока ехала, охотно пересказывала историю. Не раз и не два. Так что Бельский, придя на работу, уже знал ее наизусть.
Сюжет истории таков. Некая молодая особа, подписавшаяся инициалами Н.С. и не указавшая своего точного адреса, проснувшись ночью, увидела в квартире огромный шар величиной во всю комнату. Хотела закричать, но не смогла – «окоченела». Из шара вышли два чудовища, намазали бедняжке ногу черной краской, сняли отпечаток пальца и сообщили ей, что отныне она спасительница рода человеческого, что-то вроде Иисуса Христа, то бишь мессия, поскольку цивилизации грозит конец света. Потом для пущей убедительности продемонстрировали ей на шаре ее собственный палец, будто Спасительница должна запомнить его как свою визитную карточку, и на прощанье запретили ей до поры до времени болтать о том, что она мессия, и пригрозили, ироды, в случае ослушания расправиться с ее маленькой дочкой. Эта Н.С. конечно же их не послушалась и написала письмо в Москву, на всякий случай все же не указывая адреса. А в заключение женщина-рассказчица не постеснялась сказать (правда, уже шепотом, но так, чтобы слышали все), что сведения эти достоверны и получены от знакомого работника КГБ, так как любопытного почтаря «взяли» за распространения секретной информации и незаконное вскрытие письма. Последняя фраза произвела особое впечатление на слушателей, и женщина была явно удовлетворена эффектом.
Когда Бельский пришел на работу, он с порога был посвящен в эту же историю коллегами, по словам которых, о письме говорит уже весь город. «Быстро» – только и подумал Александр Григорьевич, как его тут же осенило. В голове мгновенно возник план, положивший конец томительному состоянию.
Если слух о шаре или письме является плодом чьего-то воспаленного воображения, то источник можно попытаться найти по горячим следам. Если же существуют и шар, и эта Н.С., то, найдя Н.С., можно рассчитывать на получение фактов. Больше руководствуясь первым умозаключением, он начал развивать свой план.
Слух – это очередь в магазине. Если строго последовательно спрашивать – кто за кем стоит, то можно найти и самого первого покупателя, и прилавок. Бывает так, что и товара нет, а очередь стоит. А ведь о том, что товара нет, знает, порой, только самый первый в очереди. Но в магазине люди умнее: чтобы не быть жертвой бесперспективного стояния в очереди, некоторые выходят из нее и идут к прилавку поинтересоваться, что дают и дают ли вообще. Но даже в магазине это не всегда помогает всей очереди в целом. Подводит – «эффект толпы» – куда все, туда и я. Со слухом же еще сложнее. К «прилавку» так просто не подойдешь. Информация расползается чаще всего «на ушко». «Очередь» громаднейшая с уймой ответвлений. «Эффект толпы» здесь торжествует как нигде. Порой спросишь: «откуда знаешь?», отвечают: «все говорят!» Скажешь, что ерунда, фактов, мол, нет, опять же ответят: «так ведь все говорят! Раз люди говорят, значит знают!..» Толпа приобретает непоколебимый авторитет, очень часто превосходящий авторитет официальных средств массовой информации.
Бельский прекрасно понимал, что в поисках источника слуха недолго заблудиться, но риск оправданный, тем более движим был Александр Григорьевич самыми гуманными соображениями – положить конец слуху, если он не несет под собой фактической основы, а в случае ее существования попытаться стать полезным официальным органам в разработке необходимых мероприятий.
Бельский сильно сомневался в искренности женщины-попутчицы в части ее последних слов об источнике сведений. Это сомнение было результатом его пристального наблюдения, как профессионала, за глазами, мимикой, интонациями рассказчицы. Кроме того, ни один из тех, от кого он в тот день услышал историю, ни слова не упомянул о задержании работника почты. Хотя на следующий же день такие слухи появились – ну, это уже понятно.
Александр начал с сотрудников кафедры и врачей. Выяснить, кто услышал о письме раньше всех, было нетрудно. Это была молоденькая, симпатичная Верочка, как все ее звали, врач-психиатр, проходившая интернатуру на базе их клиники. Она узнала о Н.С. накануне вечером и даже назвала точное время – 17.30., но признаваться, от кого, не хотела. На всякий случай Бельский отметил про себя еще одного врача – ассистента кафедры, респектабельного Сергея Михайловича, который стал обладателем информации чуть позже Верочки – около семи часов вечера. И сразу сказал, что сообщила ему об этом жена, придя с работы. Остальные узнали утром уже от них – Верочки и Сергея Михайловича.