Земные радости
Шрифт:
— Я перестал понимать, что хорошо, а что плохо в этой стране. — Иосия пожал плечами. — Король отбирает деньги у людей вопреки закону и традициям. Парламент заявляет, что у короля нет на это права, так он распускает парламент и продолжает налагать штрафы. Если сам король ворует деньги у честных людей, тогда что нам остается делать? Твой хозяин годами воровал у тебя твою работу. А теперь он мертв, и тебе никто не собирается платить. Они даже не признают, что должны тебе.
— Все равно воровство — грех, — стоял на своем Джон.
— Бывают такие моменты, когда только совесть может подсказать, что делать, — заметил Иосия. —
— Если ты вернешь тюльпаны в Нью-Холл, они погибнут от недосмотра, — тихо произнес Джей. — Там никого не осталось для ухода за ними, и получится, что мы убьем единственные в Англии тюльпаны «Лак».
Мысль о том, что впустую могут пропасть тюльпаны, была для Джона невыносимой. Он потряс головой, как бык после долгой травли, когда он уже абсолютно измучен и ждет, что собаки наконец набросятся на него и положат всему конец.
— Я слишком устал для размышлений, — заявил он, поднимаясь на ноги, но взгляд жены удержал его.
— Герцог причинил тебе боль, — промолвила Элизабет. — Во время похода на Ре. Он сделал с тобой что-то и разбил тебе сердце.
Традескант жестом попытался остановить ее, но она продолжала:
— Ты вернулся с болью в сердце, а потом он позвал тебя снова и собирался отправить на гибель.
— Это правда, — бросил Джон небрежно, будто дело было пустяковое.
— Тогда пусть он заплатит, — отчеканила она. — Пусть он заплатит за то горе и ужас, которые нам причинил. И я буду думать, что мы в расчете. И буду поминать его в молитвах.
Джон положил руку на мешочек с бриллиантами на шее.
— Он был моим господином, — напомнил он, и все услышали глубокую печаль в его голосе. — Я был его слугой.
— Пусть почиет с миром, — сказала Элизабет. — Он мертв. Никаких обид больше нет. Пусть заплатит долги и позволит нам начать новую жизнь.
— Ты будешь за него молиться? Искренне, из самого сердца?
Элизабет кивнула. Джон молча снял с шеи мешочек и протянул жене.
— Езжайте, посмотрите ферму, — распорядился он. — Вам решать. Если тебе, Джею и Джейн понравится, тогда покупайте, и мы обустроим там дом. За это ты должна пойти и помолиться за душу герцога, Элизабет. Ему нужны твои молитвы. Бог свидетель, мало кто за него молится.
— А тюльпаны? — спросил Джей.
Джон встретил ожидающий взгляд сына и ответил:
— Конечно, мы оставим тюльпаны себе.
НОЯБРЬ 1628 ГОДА
Паромщик перевез их через Темзу у Ламбета. [37] Джейн, сильно располневшая на восьмом месяце беременности, сидела на носу лодки.
37
Ламбет — деревня, расположенная на южном берегу Темзы, напротив Вестминстерского дворца.
На южной стороне стояла гостиница «Лебедь», там Джей заказал повозку, которая теперь встретила их. Он помог Джейн забраться в нее, а потом вскочил сам. Традескант улыбнулся, увидев, как его сын поддерживает свою жену на ухабах и рытвинах Саут-Ламбет-роуд.
Поездка была недолгой, ехали в тишине. Все ждали, что Джон прервет молчание, но он ничего не говорил. Он отдал бриллианты, а вместе с ними снял с себя всю ответственность. Он сидел в повозке, как будто совсем ослаб после тяжелой болезни и теперь выздоравливал. Отныне все решения за него принимали жена и сын.
— Вот и дом! — Джей показал вперед и пробормотал так тихо, что его слышала только Джейн: — Очень надеюсь, что отцу понравится. Он разрешил купить этот дом, но вдруг сейчас он откажется от него?
Традескант посмотрел на свое новое жилище. Это был старый, развернутый задом к дороге, наполовину деревянный фермерский дом с перекрещивающимися балками, которые под влиянием погоды стали серебристо-серыми. Когда-то штукатурка между балками была выкрашена в белый, но с годами приобрела цвет бледной грязи. Между дорогой и домом бежал небольшой ручеек, через него был перекинут низенький мостик, достаточно широкий, чтобы могла проехать телега. Джон слез с повозки и перешел мостик в одиночестве. Остальные ждали, пока он хоть что-то скажет.
Сад между дорогой и домом был узкой полоской, заросшей вереском и крапивой. Традескант обогнул дом и оказался у фасада, который смотрел на юго-восток, ловя утреннее и полуденное солнце. Перед фасадом лежал обширный луг в добрый акр. Традескант воткнул каблук сапога в землю, потом нагнулся и внимательно посмотрел. Почва была темная, плодородная, легкая в работе. Джон поднял горсть земли, растер на ладони и подумал, что здесь можно вырастить кое-что интересное. За лугом находился фруктовый сад. Традескант спустился туда, где деревья были отделены от луга маленьким деревянным заборчиком, и окинул сад взглядом. Около двух акров, и уже есть яблони, сливы и груши. Вдоль ограды, выходящей на юг, росла растрепанная айва, рядом пара персиковых деревьев, кое-как сформованных в шпалеру.
На мгновение Джона пронзило острое чувство ностальгии по саду и огороду в Нью-Холле, с высокой подогреваемой стеной, построенной по его новаторскому проекту, где к его услугам были десятки мальчишек, таскавших навоз и воду для деревьев. Он тряхнул головой. Не было смысла горевать. Ему уже приходилось покидать прекрасные сады и начинать все заново. Самым трудным было оставить дворец Теобальдс и перебраться в Хэтфилд. Но в конце концов Хэтфилд превратился в предмет его большой гордости. И этот сад можно сделать прекрасным. Конечно, не в таких масштабах, как в Теобальдсе, Хэтфилде или в Нью-Холле. Но это будет его собственный сад. Фрукты с деревьев будут на его столе. Его внук будет играть в тени деревьев. И никто никогда не прикажет ему уехать.