Земская ведьма. Летняя практика
Шрифт:
Староста как ни в чем не бывало потянулся к банке с вареньем, однако баба Клава хлопнула его по руке и сказала, обращаясь к поникшей и съежившейся в углу Маришке, которая села отдельно от стола и есть явно не собиралась:
– Родненькая, расскажи им. Они ведьмы проверенные, они смогут тебе помочь.
Но девушка отрицательно покачала головой. В ее глазах стояли слезы.
– Нет… - глухо сказала она. – Мне теперь никто уже помочь не сможет.
Глава 3
–
– Домовичка, - всхлипнула девушка, но плакать вроде как перестала.
– О, - только и сказала Даринка, а я задумалась.
Домовички – дочери домовых – помогали женщинам вести хозяйство. Рачительных хозяек они любили, а вот ленивых – презирали. Судя по состоянию дома люди тут жили аккуратные, поэтому «обидеться» на кого-либо из членов семьи домовичка не могла. Впрочем…
– Кто еще живет с тобой в избе?
– будто прочитала мои мысли подруга.
– Отец, сводная сестра и мачеха, - сказала Маришка и при упоминании последней вздрогнула.
– Они хозяйство ведут или ты? – поинтересовалась я, отмечая реакцию девушки.
– Ну я.
– Выходит, домовичка твоя? А домовиха где?
– Так с маменькой… умерла.
Мой энтузиазм при этих словах резко поубавился. Я замолчала, не решаясь задать следующий вопрос. Смерть домового – это вам не шутка!
Вообще домовые, конечно, не умирают в том смысле, в каком умирают люди. Дух маленького хранителя остается в доме, как бы растворяясь в пространстве, но это не отменяет того факта, что домовые очень даже смертны. Правда, не всегда со смертью хозяина домовой тоже отходит в мир иной. Такое случается при условии, если хранитель слишком уж сильно привязался к человеку. Обычные люди – не ведьмы и колдуны – как правило, с нечистью не особо дружат, предпочитая задабривать ее, но вот общаться и взаимодействовать с ней на равных могут единицы.
Я в очередной взглянула на Маришку своим особым колдовским зрением, однако ничего волшебного в ней за это время не появилось. Если бы мать девушка была ведьмой, часть сил однозначно бы перешла к дочери! По всему выходило, домовиха сама, по своей воле, предпочла умереть вместе с хозяйкой...
– А домовиха мачехи? Домовичка сестры? Они где? – первой опомнилась Дарина.
– Так не было их.
– Ты мне зубы не заговаривай! – опешила подруга, а потом растерянно посмотрела на меня. – Не бывает же такого, чтоб человек без домового… жил. Да? Алинка, ведь не бывает же?
По нечистеведению у подруга всегда стояла тройка. А у меня – пять.
– Вообще-то, бывает, - выдавила я. – Редко, но бывает. Например, если Глава Рода отрекается от домового и его магии, то связь хранителя с семьей считается разорванной. Навсегда. И еще домовой не выносит скандалов. Ну, не простых каких-то ссор, а именно скандалов с битьем посуды, проклятиями и вот этим всем. Домовой же связан с семьей, и если в семье разлад, то домовой… имеет право покинуть свое место, потому как служить некому. Нет семьи – нет домового.
– Тогда ничего удивительного я в этой истории не вижу! – усмехнулась баба Клава. – Эта мымра кого хошь со свету сживет – и человека, и домового!
Мы вопросительно уставились на Маришку.
– Это она про Агриппину Андревну. Мою мачеху, - разъяснила та.
– Думаете, она домовичку «довела»? – предположила Дарина. – А что домовой? У него же дочь пропала! Щас мы его как вызовем и…
– Не получится, - возразила Маришка. – Он немного… не в себе.
– Тьфу ты! А с этим-то чего случилось?
– Болеет.
Подруга схватилась за голову, а я вдруг поняла, почему изба, на первый взгляд крепкая и чистая, кажется такой неуютной.
Она тоже больна. Гнилые доски, затертые скатерти – все это следы гнили, свидетельство того, что сила домового угасает…
– С твоим отцом тоже что-то… не так? – осторожно спросила я.
Маришка впервые посмотрела мне прямо в глаза. И в глазах этих было столько боли, что я не выдержала и первой отвела взгляд.
– Папка мой сам не свой. Как на Агриппине женился, так и…безвольный стал какой-то. Ходит унылый, грустный, во всем ей угождает, а про родную дочь забыл будто. Я тут, почитай, на правах прислуги. Одна домовичка моя мне помогала, а теперь вот и она… бросила.
Я уже готова была встать и пойти утешать бедную девушку, как вдруг Маришка резко выпрямилась.
– Ах ты, батюшки, я ведь забыла совсем! Мачеха обещалась из городу сегодня пораньше приехать! Уходить вам надо! А не то…
– А не то что? – вдруг раздался ехидный женский голос со стороны двери.
Мы подскочили на месте и обернулись, чтобы лицезреть Агриппину Андревну собственной персоной. Женщина мерзко улыбалась, оглядывая собравшихся в ее горнице гостей.
Глава 4
Выглядела мадам внушительно. Высокая, выше любого из присутствующих в комнате (в том числе своего мужа – тощего, сгорбленного старичка) она зловеще стояла на пороге, притоптывая ногой. Особой красоты я в ней не увидела, хотя «изюминка» в Агриппине однозначно имелась. Изюминкой этой были глаза (точнее глаз, потому что другой скрывал надвинутый платок) – зеленые, огромные, будто смотрящие в самую душу. Внушительный бюст обтягивал зеленый же сарафан с коричневой вышивкой, похожей на кору дерева, и вообще в одежде женщины символов леса присутствовало очень много – платок ее был расшит узорами из дубовых листьев (нетипичный для Вершков рисунок!), а подол украшали изображения еловых веточек.