Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»
Шрифт:
— Ишь, шлюха, вынюхивает. Высматривает.
— Не боись: она и укусить может!
Тотчас объявили боевую тревогу. На аэродроме заклубились столбы красной пыли. Взлетев с аэродрома, метрах в трехстах над палубой плавбатареи пронеслись два наших истребителя. До чего же радостно видеть на крылышках красные звезды!
Слезы радости застилали наводчикам глаза. Их смахивали рукавами, не стыдились. Нет, здесь жить и воевать можно. Здесь веселее! Соколы в случае чего поддержат!
«Рама», не дожидаясь приближения
— Нас-то она наверняка засекла… — сказал вслух старшина Бойченко. Широкоскулое лицо его было непроницаемо-спокойным.
Мошенский кивнул. Да, пожалуй…
— Товарищ командир! — обратился Бойченко к Мошенскому. — А может, не будем ждать, пока рельеф дна по картам сверят? Давайте я поговорю с хлопцами, мы поднырнем, проверим, глубина-то метров пять, не больше…
— Что вы, старшина! Что вы! — В голосе Мошенского прозвучало удивление и даже некоторая растерянность. — Какое может быть ныряние в такое холодное время года и в такую погоду?!
— Товарищ командир, да разве это холод?! Когда на торпедных служил, мы не такие души принимали! А эта погода — курорт! Почти лето. Разрешите?
Мошенский молчал. Конечно, соблазнительно — с бортов замерить глубину ручным лотом, а потом под днищем проверить дно и ровно сесть. Но ведь людям нырять в холодную воду!
Лейтенант Даньшин предложил:
— Давайте у доктора спросим, как с медицинской точки зрения…
Военфельдшер Борис Язвинский, или, как его между собою звали лейтенанты, «доктор Боря», находился как раз неподалеку, на палубе.
— Товарищ Язвинский! — позвал его Мошенский. — Поднимитесь на мостик.
Доктор выслушал Мошенского, подумал и уверенно ответил:
— Думаю, что можно, товарищ командир. Во всяком случае, ему, Бойченко. Он, насколько мне известно, старый морж.
Бойченко только и ждал этого:
— Так точно, доктор. Морж. В ледяной воде купался, а в этой как-нибудь…
— «Как-нибудь» не пойдет. Обтереться вазелином и кратковременно… Думаю, товарищ командир, двоих-троих здоровяков отберем, — подытожил Язвинский.
— Если только добровольцев… — согласился Мошенский.
Вскоре четверо добровольцев — Михаил Бойченко, Костя Румянцев, Иван Филатов, Алексей Рютин, раздевшись в рубке до трусов, усердно и весело растирались вазелином.
— Да зря эту пакость на себя мажем! — прогудел, растирая волосатую грудь, Иван Филатов. — Подумаешь, дело — нырнуть, дно ощупать… Не в прорубь же прыгаем…
— Ой, тише, доктор! Ой, ласкотно!
Леша Рютин, как мальчишка, вывернулся, выскользнул из быстрых рук Язвинского и стал растираться сам: боялся щекотки.
— Самое главное, Борис Казимирович, вы нам после «купания» по стопарику спиртика поднесите. Для согрева изнутри! — попросил Костя Румянцев.
Язвинский пообещал.
— Ну, о чем тогда речь! Пошли, хлопцы! — заторопился Румянцев.
Боцман и лейтенант Даньшин замерили глубину по обоим бортам. Она оказалась ровной, по пять метров. Мошенский, выслушав их доклад, задумался. Зачем посылать «ныряльщиков» — дно ровное и, наверное, чистое. Настойчивость самих «ныряльщиков» решила дело.
— Добро, — махнул рукой Мошенский. — Только, Бойченко, попрошу быть внимательнее. По два нырочка, не больше, и не заблудитесь под днищем: вода-то мутная…
— Не беспокойтесь, товарищ командир! — «Ныряльщики» зашлепали босиком по трапу. Впереди всех — невысокого росточка, шустрый Румянцев.
Обследовав грунт, «ныряльщики» сообщили, что под «Квадратом» дно сравнительно чистое и ровное. При этом Румянцев, пряча за спину порезанную о какую-то железку руку и стуча зубами от холода, заверял:
— Ровное, к-как паркет!
И Рютин уже не возражал и не вырывался, когда Язвинский растирал его полотенцем.
Командир плавбатареи был человеком непьющим. Более того, терпеть не мог ярых любителей горячительного. Но сейчас случай особый, доктор сказал: «Иначе заболеют… Очень замерзли».
— А горячий чай не годится?
— Годится. Только после спирта.
— Добро, доктор. Только аккуратно…
…Под руководством заводчан моряки открыли кингстоны подлежащих затоплению отсеков — нижних нежилых палуб, и «Квадрат» прочно сел на дно.
— Все, командир. Теперь вас в море не унесет. Порядок! — весело доложил Костя-воентехник.
— А вы чему, собственно, радуетесь? — строго спросил Мошенский.
— Радуюсь? — несколько растерялся Костя, но тут же нашелся: — Просто все сделали по науке. И еще маленькая формальность, товарищ старший лейтенант. — Костя протянул бумагу. — Подпишите акт.
Мошенский подписал. Костя козырнул, простился. Проследовал по трапу на катер. Теперь он почему-то был почти уверен, что судьба не сведет его больше с «Квадратом» и с его «цепким коршуном-командиром» — так окрестил про себя Костя старшего лейтенанта Мошенского.
Из-под низких облаков вынырнул и, прижимаясь к воде, шел на плавбатарею самолет.
— Самолет противника! Прямо по носу! — резко выкрикнул сигнальщик, и было видно, как дежурные расчеты носовых автоматических пушек завращали стволы, направили их навстречу самолету, готовые полоснуть огнем.
— Батарея! — прокричал своим расчетам лейтенант Даньшин, взметнул вверх руку и вдруг спокойным, будничным голосом произнес: — Наш самолет. Отставить!
Как разглядел, разобрал он? Ведь крикни резко то же самое слово «отставить», «отбой» — нервы людей были настолько собраны, напряжены, что, наверное, прежде чем смысл команды дошел бы до сознания, орудия дали бы долгую, точную очередь…