Зеркала Борхеса

Бондаренко Андрей Евгеньевич

– А ты?

– Мы ещё встретимся. Обязательно.

– Хорошо, – с видимым трудом выдохнула Аль. – Я всё сделаю. Только…

– Только – что?

– Машина… Её надо обязательно вернуть сеньоре Санчес. Она очень хорошая, славная и правильная женщина. И, вообще… Не при делах… Сделаешь?

– Сделаю.

– Тогда… Что?

– До скорой встречи, любимая.

– Отвернись, пожалуйста…

Алекс отогнал ярко-лазоревый джип в Канберру и припарковал его возле приметного дома, где проживал криминальный инспектор Хавьер Борхес-и-Гарсия.

Припарковал и пошёл гулять по городу. По бесконечно-грустному городу, наполненному ленивой летней истомой и непонятными ожиданиями.

Вскоре он

свернул в какой-то парк, откуда доносились звуки красивой музыки: нечто среднее между томным аргентинским танго и классическим русским романсом. Приятный и немного хриплый мужской голос пел – с лёгким надрывом:

Вы не забудете меня. Я в это верю.Вы – остаётесь, я – вновь – ухожу.Такая милая, на краешке постели,Скорей утрите – эту горькую слезу…Вы не забудете меня. Я это – знаю.И наваждением остался жёлтый сон,В котором вас – так нежно я ласкаю,В котором в вас – так нежно – я влюблён…Вы не забудете – дрожащею рукою,Махнуть мне на прощанье, как всегда.И бригантина, вновь влекомая Судьбою,Уходит в море, словно – навсегда…Я не забуду вас – на краешке Вселенной.А как вернуться хочется – подчас.К вам, любящей – так верно, неизменно,Когда заходит солнце – всякий раз…Такая милая, на краюшке – постели.Лишь свет в глазах, да плеч лишь – белизна.И ваши голые, бесстыжие колениВо сне опять целую, как всегда…Такая – милая, на краюшке – постели.А в небе снова – теплится заря.Быть может, мне вернутся – в самом деле?О, господа, рубите ж якоря!Такая – милая, на краюшке – постели…Такая милая… И теплится заря…Такая милая… Да, что я – в самом деле?Такая милая… Рубите ж якоря!Такая – милая, на краюшке – постели…Такая милая… Рубите якоря…

Грустная песенка, но – при этом – и очень правильная.

– В латинском алфавите осталось ещё достаточно много букв, – задумчиво пробормотал Алекс. – Столько ещё интересного можно увидеть… Но зачем мне – всё это? Без Неё? Зачем? Все эти – оставшиеся – Пожиратели теней, птицы Рух, саламандры, тролли, феи, церберы, химеры? Зачем???

Эпилог

Вокруг было много белого и голубого.

«Теперь-то понятно, почему у аргентинского флага такие цвета», – глубокомысленно вздохнув, высказался внутренний голос. – «А ты, братец, рули себе и рули, не отвлекаясь на эти яркие природные красоты…».

Машина – ярко-лазоревый джип, понятное дело – неторопливо катила по аргентинской пампе, ловко лавируя между холмами, холмиками, оврагами, овражками, крохотными тёмно-зелёными рощицами и густыми зарослями фиолетово-сиреневого чертополоха.

Впереди показалось большое стадо пятнистых бело-коричневых бычков.

«Краса и гордость Аргентины», – не удержался от комментариев неугомонный внутренний голос. – «А также основа благосостояния всей страны в целом. Вот, из таких упитанных крепышей её и делают, знаменитую «мраморную» говядину…».

Алекс остановил джип и резким гудком клаксона подозвал пастуха – юношу, разодетого под гаучо прошлых Времён, надменно гарцевавшего рядом со стадом на угольно-чёрном породистом коне.

– Чего надо, гринго? – подъехав, тут же надулся гордым мыльным пузырём юнец.

– Слегка заблудился в пампе, – Алекс протянул – через опущенное боковое автомобильное окошко – стодолларовую купюру. – Подскажи, пожалуйста, как проехать к асьенде «Виктория».

– Вежливый, понимаешь, какой… «Пожалуйста!». Ну, надо же, – охотно беря купюру, презрительно фыркнул пастух. – На восток поезжай, гринго. Когда выедешь к красно-бурой реке, то поверни вверх по её течению. Потом увидишь мост с просёлочной дорогой. Вот, по той дороге, предварительно перебравшись на противоположный берег реки, и кати. В искомую асьенду, в конечном итоге, и упрёшься… А что ты, гринго, позабыл в «Виктории»?

– Жениться еду, – признался Алекс.

– На ком – женится?

– На сеньорите Анне Сервантес.

– Серьёзно?

– Серьёзней не бывает.

– Поздравляю, гринго, – в голосе юнца послышались нотки искреннего уважения. – Отличный выбор.

– Сам знаю, – горделиво улыбнулся Алекс. – Послушай-ка, брат-гаучо. У меня к тебе имеется ещё одно важное дело. Так сказать, коммерчески-обменного характера…

Девушка – тоненькая и славная – стояла на летней террасе усадьбы и, опираясь ладонью левой руки на резные перила, ограждавшие террасу, всматривалась вдаль. Правая девичья рука находилась в гипсе и покоилась в специальной широкой повязке, аккуратно переброшенной через стройную шею.

Всматривалась? Может, ждала кого-то? Хорошо, будь по-вашему, уважаемые читатели и читательницы, ждала…

Раздался бодрый перестук конских копыт-подков, и из-за крохотной хвойной рощицы показался всадник на породистом чёрно-угольном коне, разодетый под гаучо давно ушедших Времён. Всадник, мужчина среднего возраста, крепко сжимал белоснежными зубами – в уголке рта – окурок потухшей сигары.

– Неисправимый мечтатель, – улыбнулась девушка. – Он, что же, скачет от самого Буэнос-Айреса? Все двести восемьдесят километров? Надо же было по-простому приехать. На машине…

Она торопливо достала из кармана джинсовой курточки изумрудно-малахитовый брусок мобильного телефона и набрала нужный номер.

– Фирма – «Всё к свадьбе», – радостно известил мобильник. – Слушаем вас.

– Здесь Анна Сервантес, асьенда «Виктория», – сообщила девушка. – Я скоро выхожу замуж. Поэтому хочу – срочно-срочно – заказать у вас свадебное платье.

– Какой стиль вы предпочитаете?

– Конечно же, «а-ля сеньорита-гаучо», ясная аргентинская зорька…

Конец книги