Зеркальные числа
Шрифт:
Бобби почесал лоб и уставился на Андерссона.
– Мне повторить? – холодно спросил швед.
– Что? – не понял австралиец.
– Что вам, как отвечающему за добычу, мешает выполнить задачу?
– А! Так это легко! У меня нет «Грызуна», видите ли. Когда вы еще были вторым пилотом, капитан Андерссон, вы должны были за ним слетать, помните? Но вас что-то задержало. А теперь лететь некуда!
Бор покраснел и сорвался на истеричный крик:
– Понимаете? Некуда! Там все взорвалось. Мой мобильный автоматический горнодобывающий комплекс, или просто «Грызун», разлетелся на атомы! И еще! Там погибло одиннадцать человек, но это – мелочь, да? Вернуться домой нам теперь не на чем, радиостанции тоже нет, и мы даже не сможем…
– Бобби, я умоляю тебя – заплакала Шен, – возьми себя в руки…
– В руки? У меня-то все в порядке с ними, а вот ты куда пихала свои птичьи лапки, а? Что ты там наковыряла своими ручонками на панели управления, почему в итоге реактор пошел вразнос?
Маленькая канадка вскочила и влепила Бобу затрещину – такую, что австралиец взлетел в воздух и очень долго падал на спину, размахивая руками. Шен отлетела в противоположную сторону, но ее поймал Кузнецов.
– Я готов смотреть на это вечно, – заметил Смит, глядя, как Роберт медленно опускается на пол.
– Спасибо, инженер Бор, вы нам очень помогли, – сказал Эрик, – многое из того, что вы сказали, стало для нас открытием. А теперь продолжим. Но для начала вы извинитесь перед леди.
Красный, взъерошенный Бор поднялся с пола и сел на свое место.
– Мы ждем – спокойно произнес Андерссон.
– Я… Это вот… Оно так вот, – промямлил Бобби.
– Странное дело, – покачал головой Смит, – у утконоса сломалась говорительная машинка. Мисс Бейкер, я восхищен! Это был лучший, а главное – самый полезный удар в челюсть, который я видел.
Роберт набрал воздуха, выдохнул. По его щекам текли слезы. Он встал и сказал севшим голосом:
– Шен, я приношу тебе самые искренние извинения. А также вам, капитан, и вам, господа. Я временно потерял контроль, и впредь такого не повторится.
– Не сомневался в вашем благоразумии, инженер, – немедленно отреагировал Эрик, – продолжим. Я не хочу слушать о том, чего у нас нет, чтобы выполнить задачу. Я хочу услышать, что у нас есть. Или что мы можем предпринять.
– У него есть две кирки, или как они там называются. Я сам видел, – сообщил Джон.
– Геологические молотки, – кивнул Бор, – но это… Это нереально! Сто пятьдесят тонн твердой породы. Мы будем рубить год, а у нас кислорода…
– О запасах ресурсов жизнеобеспечения нам сообщит мистер Кузнецов, когда придет время. Если вам больше нечего сказать, Бор, я передам ему слово…
– Подождите! – воскликнул Бобби, – ну как же, бур для отбора пород. У нас имеется турбинный бур. Если переделать сверла… Точно, надо подумать.
Бобби схватил блокнот и начал что-то черкать.
– Это всегда полезно. Я про «подумать». Иван, что скажешь?
Все с облегчением заметили, что капитан перешел с «мистеров» на нормальное обращение.
– Воздуха на месяц, учитывая патроны для скафандров. Плюс жидкий кислород для испарительной установки. Я ее отключил, и у нас есть неприкосновенный запас.
– Отличные новости. А что с продуктами?
– Тут дела хуже, на борту модуля только аварийный паек, остальное должно было прилететь с «Феникса». Если уменьшить рацион в полтора раза, то хватит на три недели.
– Есть! – крикнул Бор, – Джон, глянь, мы сможем вырезать из титана такие лопасти и приварить к буру?
Смит наклонился над Робертом, попыхтел. Потом взял карандаш и провел линию:
– Вот так нормально? Нет проблем, оззи.
– Очень хорошо. Тогда, если работать посменно, то можно будет брать примерно по три тонны в сутки. Это значит… Да.
Все молчали. Понятно было, что времени не хватит.
Наконец, Эрик заметил:
– Что же, отправим столько, сколько успеем. По крайней мере, никто не сможет нас обвинить в том, что мы не использовали последнюю возможность. Джон, что у нас с лифтом?
– Подождите. Стойте. С лифтом у нас все нормально, подъемник через три часа будет здесь. Вы о чем вообще говорите? У нас кислорода на месяц, а что потом? Жратвы нет. Почему никто не говорит о том, что будет потом, а? Я что, должен сдохнуть здесь? Без жратвы? В компании вот с этими? С трепачом-утконосом и чокнутым русским?
– Если ты сейчас выйдешь отсюда без скафандра, я не против: для каждого доля кислорода увеличится на четверть, – спокойно сказал Иван.
Смит подскочил к Кузнецову и закричал прямо в лицо:
– Не делай вид, что ты не думаешь об этом! Вы! – он повернулся к остальным, – вы все об этом думаете! Что мы – обречены. Что у нас даже нет радио, чтобы сообщить, как мы подохли – а уж помощь точно не успеет. И Землю не спасут эти несчастные девяносто тонн, или сколько там выйдет – им для запуска технологического процесса надо сто пятьдесят!
Иван демонстративно вытер щеки и сказал:
– Мятная жвачка – это классно, друг, но я способен сам купить себе бабл-гам, не надо орошать меня слюнями. Я тебе вот что скажу. Я родом из города, которого теперь нет. Когда-то была большая война с фашизмом, и мой город попал в блокаду. У жителей не было шансов. Их бомбили. Они замерзали от жутких морозов. Они умирали каждый день, потому что нечего было жрать. Но они не брызгали слюнями и не плакали под одеялом – они умирали, стоя за станками, на которых точили снаряды. Или дежуря на крышах в ожидании бомбежки. Или в окопах, с винтовкой в руке. Никто не обещал им, что скоро все кончится, что их спасут. Ни хрена подобного! Они шли и делали свое дело. Потому что так и поступают нормальные люди – делают то, что должны. До последнего вздоха.
Смит перестал нависать над Иваном. Отступил назад на шаг и проворчал:
– Только не надо думать, что одни русские сражались с фашистами. У меня прадед погиб в Нормандии. И он тоже знал слово «долг». Ладно, будем копать, пока не свалимся. Или пока меня не добьет аллергия на ваши рожи.
Молчавший до этого капитан сказал:
– Сейчас отбой, спать четыре часа. Всем обязательно принять снотворное. После подъема – траурная церемония, и приступаем к работе.
Когда расходились, Бобби взял Шен за узкую ладошку. Девушка вырвала руку и спросила: