Зеркальный лабиринт
Шрифт:
— Да. Есть такое. Водятся за ними такие грешки. Но это их тема. Как там Комбриг говорил когда-то — «Это наша корова и мы её доим!!!»
И они весело рассмеялись.
— Но к делу. — строго проговорил Малинин. — Алексей! Попробуй выяснить связи Особого Отдела с Марсом. Кто? Где? Когда? И, самое главное, зачем. Сможешь? И каким боком там Юзовцев. Тоже интересно.
— Попробую. Но там явно не местная инициатива. Как бы не вспугнуть раньше времени всё это кубло. — задумался майор.
— Ты спец. Думай. Задача поставлена. На немедленном результате не настаиваю. Но! — он поднял палец вверх. — Не упусти!
— Так точно! Честь имею! — вскинул руку к виску Пушкин, он же майор Алексей де Огюстье. И отключился.
А Малинин опять задумался. На сей раз предметом его размышлений был контр-адмирал, а теперь уже и адмирал Второго Космофлота Юзовцев. И его сын, служивший некогда под его, Малинина командованием, под фамилией Старыгин. Почему же он взял себе другую фамилию? Чью? Обычно, в таких случаях берут фамилию кого-то из родственников. Например, девичью фамилию матери. Надо бы запросить его личное дело. И, кстати, что привело его в армию? Ведь, насколько Малинин помнил, Джинн довольно долгое время не проявлял интереса к службе, хотя происходит из семьи потомственных военных. Династия его прослеживается, как он сам говорил, с начала ХХ века. А сам он изучал философию в Петербургском Университете. Но был отчислен то ли со второго, то ли с третьего курса… И, вроде бы, без женщины тут не обошлось. Ну да. Девки за ним табунами бегали. Ещё бы! Двухметровый блондин с зелёными глазами, да ещё и военный. А выбрал в итоге эту, прости господи, Эвизу… У которой биография такая, что… Но, вот ведь — живут же! И даже детей прижили.
Нет, Старыгин, от разговора тебе не отвертеться. — подумал Адмирал, снова придвигая к себе коммуникатор.
Внешне Илоновка выглядела как любая марсианская колония. Тот же прозрачный купол, за которым переливался всеми оттенками ультрамарина голубой марсианский закат, те же лабиринты улиц, застроенные длинными домами-«человейниками», сверху малоэтажными и уходящими под грунт на много метров в глубину. Скоростной эскалатор вынес её с толпой прибывших пассажиров на поверхность в здание вокзала, стены которого густо покрывали фрески и мозаики, изображавшие мазанки с соломенными крышами, плетни, подсолнухи, среди которых обретались чубато-усатые мужчины в шароварах и вышитых рубахах и статные девицы в венках из цветов, клетчатых юбках и таких же вышитых рубашках. У Анны даже в глазах зарябило от увиденного. Над всем этим простирался лозунг, написанный на жёлто-синем полотнище: «Ласкаво просiмо!» и ниже: «Пом’ятай, чужинець! Здесь господарь — украiнець!».
Анна перевела глаза влево. Там на стене размещался целый иконостас из портретов каких-то людей преимущественно в военной форме, но разного покроя и фасона. Но у всех наличествовал один и тот же символ, либо в качестве шеврона на рукаве, либо в качестве кокарды на фуражке — трезубец, похожий на вилку. В самом верху размещался портрет какого-то лысоватого человечка с нервным лицом явно семитского типа.
О как. — отметила про себя она, направляясь к выходу. Разглядывать портреты было не с руки — толпа напирала, да и привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Толпа вынесла её на площадь перед станцией. Там на столбе голосил репродуктор, сделанный в старинном стиле — в виде колокольчика. Из репродуктора лилось на головы народа что-то про «червону калину». Прямо напротив выхода, через площадь, возвышалась какая-то металлическая конструкция, на которой был закреплён огромный плакат с очередным лозунгом: «Слава Украiне!». Лозунг обрамлял узор в стиле южнорусской народной вышивки. Анна перевела глаза вправо и наткнулась на другой лозунг, исполненный в той же манере: «Героям слава!».
А почему не «Слава героям!»? — подумала она машинально — так же логичнее. Пошарив глазами в поисках наземного транспорта, она обнаружила ещё десяток лозунгов, укреплённых либо на отдельных конструкциях, либо на крышах зданий. Там было что-то и про «славу нации», и про «смерть ворогам!» и много чего ещё. И ещё несколько портретов лысоватого человечка с нервным лицом и сжатыми гузкой губами и других, в старинной военной форме ХХ-начала ХХI века. И везде жёлто-синие флаги, флажки, флажочки…
Ну и ну! — подумала Анна, — Однако. Как интересно жить.
Напоследок Урс предупредил её, что по-русски в укроколониях лучше не разговаривать. Поэтому общаться Анна решила на общегалактическом, ибо клингонского не знала. Только вот и с общегалактическим вышел облом. Ибо все встреченные ею аборигены демонстративно (или на самом деле) его не понимали. С ней упорно разговаривали на мове.
Но разговор с Джинном не состоялся. Только Адмирал собрался набрать вызов, как на связь вышел учёный из команды де Огюстье. Перед этим Алексей переслал Малинину данные о людях, которые когда-либо посещали лабиринт на планете или как-то были связаны с этими событиями. А их было немало и работы предстояло много.
Фридриху не терпелось начать рассказывать то, что он накопал по переданному ему тексту, но Адмирал строго на аспиранта посмотрел и напомнил:
— Только без закидонов. Всё чётко и по существу. Лирику отставить. Потом вместе подумаем, что, как и зачем! И так дел по горло.
Но аспиранта было уже не удержать. И за время разговора, а это ни много ни мало почти пять часов, Малинин получил очень много интересной информации. Уже далеко за полночь устроившись на больничной кровати Адмирал стал мысленно раскладывать всё по полочкам, то есть — записывать данные в свой расширитель памяти.
По словам Фридриха выходило, что допрашиваемый в своём сне побывал в Мариуполе весны 2022 года в период проведения там военной операции России против бандеровского режима, а конкретнее — в многоуровневых подземельях металлургического завода, частично заброшенных. Пробыл он там, по его ощущениям, около пяти суток. За это время он несколько раз впадал в сон, или в состояние, когда его посещали галлюцинации. Как ни странно это звучит — сон во сне. И в это время он попадал на сто лет до этого, в 1921 –1922 год. В период, названный историками Второй Великой Смутой. В эти годы на территории России шла война. И не одна. Завершалась война русских воинов с польскими. Причём результаты войны были очень мутными, не удовлетворяющими ни одну из сторон.
А ещё шла гражданская война. То есть народ воевал сам с собой. Самый страшный вид конфликтов, самый разрушительный для страны. Когда брат идёт на брата, а отец на сына с оружием в руках — это страшно.
Были военные интервенции различных стран, был страшный голод в Поволжье. Просто огромное количество людей погибло и очень много уехало из страны. Так что своё название этот период получил не зря. Фридрих приводил цифры, но они просто не укладывались в голове. В настоящее время миллионы погибших людей — просто нонсенс. А в то время было в порядке вещей. Но это, наверное, самая характерная черта эпохи порохового оружия. Времена были жестокими. И люди были жестокими. И вот эта жестокость, как к себе, так и к окружающим, скорее всего и помогла стране выстоять, не развалиться на кучку маленьких, ничего не значащих псевдогосударств. Вспоминая историю дальнейшего восстановления после войн и развития страны Адмирал удивлялся этим людям. Они поистине были великими. Хотя если брать каждого по отдельности — вполне обычные, разные, но какие-то целеустремлённые. Об этом надо подумать отдельно. Но потом, не сейчас. Попутно он вспомнил, что те времена были ещё и начальным периодом Красного Проекта — огромного социального эксперимента, поставленного над народом и страной кучкой политических авантюристов. Потом похожие режимы были установлены во многих государствах на Земле, но везде этот эксперимент провалился.Позднее его попытались повторить на Гамме-249, но и там он закончился неудачей.
Адмирал ещё долго ворочался в кровати сопоставляя полученную информацию с тем, что он учил сам из курса Академии. Но старость брала своё — он заснул, так и не проделав анализ данных до конца.
… Почти все убитые были эльдорианами. Подпаленные бластерными лучами стены явственно указывали на перестрелку, произошедшую в переулке. Первая мысль была — вызвать полицию, но уже потянувшись к комлинку, Анна вспомнила, что полиция в места обитания укров предпочитает не соваться.