Зеркальный замок
Шрифт:
— А, Бон, ты-то мне и нужен. Пошли поговорим, дело есть, — велел он.
— Так ведь вот-вот отбой! — заупрямился Чарли. — Если опоздаю, мне влетит.
— Это дело важнее отбоя. — Манфред поманил Чарли за собой к двери в музыкальную башню. — Кроме того, я дам тебе записку для надзирательницы.
Деваться было некуда, и Чарли покорно поплелся за Манфредом по темному коридору. Когда они очутились перед книжным стеллажом, Манфред важно сказал:
— Полагаю, ты теперь знаешь, что это дверь в мой кабинет. — Он просунул руку между двумя книгами на верхней полке,
— Ты первый, Бон.
И запер дверь, отчего Чарли сразу стало не по себе. Попался! Какую подлянку Манфред приготовил на этот раз? Мальчик быстро огляделся и заметил в камине кучку пепла. В кабинете ощутимо пахло горелой бумагой. Зачем это он топил камин в такую теплую погоду?
Чарли набрался храбрости и сказал:
— По-моему, к тебе, то есть к вам, попала одна моя вещь, Манфред. То есть сэр.
— Да что ты говоришь? — криво усмехнулся Манфред. — Какая, скажи на милость?
— Такая беленькая палочка. Ее вам принес Билли Гриф.
— Ты про волшебную палочку? Не виляй, Бон, вся школа знает, что это за предмет. Что ж, я ее конфисковал.
— Почему? — возмущенно воскликнул Чарли. — Вы не имеете права!
— Очень даже имею. Ты еще будешь мне указывать! Пользоваться волшебными палочками и другими подобными предметами в стенах академии запрещено. Это новое правило, — злорадно сообщил Манфред.
От такой несправедливости Чарли просто онемел. Вернее, на языке вертелось очень много разных слов, но Чарли прекрасно понимал, что, стоит ему обругать Манфреда хотя бы одним из них, и у того будет отличный повод его наказать.
Манфред учительским жестом велел Чарли сесть на стул, а сам принялся расхаживать по кабинету, поглаживая подбородок, на котором уже пробивалась щетина. Это молчаливое хождение туда-сюда заставило Чарли насторожиться. Наконец Манфред заговорил:
— В Королевской комнате висит портрет нашего общего великого предка.
— Угу, — подтвердил Чарли, гадая, к чему клонит Манфред.
— Я заметил, что ты частенько на него смотришь.
— Правда?
— Не изображай святую простоту, Бон, — одернул его Манфред. — Еще бы тебе не смотреть на портрет. Ясно, что мы все на него поглядываем, но у тебя свои резоны, верно?
— Правда?
— Бон, я тебе человеческим языком сказал — хватит придуриваться! Ты ведь хочешь проникнуть в портрет? Хочешь? И давно бы туда пролез, если бы тебе кое-что не мешало.
— Да? — Чарли подался вперед. Значит, Манфреду известно, что на портрете маячит какая-то темная тень, которая не дает ему, Чарли, пробраться внутрь.
— А ты когда-нибудь слышал, чтобы из этой картины доносилось хоть слово? — вкрадчиво спросил Манфред, заглядывая Чарли в лицо.
Этот неожиданно мягкий тон, каким суровый Манфред не разговаривал никогда, почему-то подействовал на Чарли, и тот честно ответил:
— Слов не слышал, а звуки разные были. Там деревья шуршат и иногда дождик идет. А еще, бывает, слышится лошадиное ржание и лязг железа.
— А голос короля?
— Ни разу не слышал.
Манфред
— А ты знаешь, почему не можешь услышать голос короля?
— Из-за тени, наверно, — предположил Чарли.
— Это не просто тень. Там, за спиной у короля, стоит его старший сын Борлат — мой предок. И теперь он вернулся, Чарли!
— Как это? — Чарли вздрогнул. — Откуда? Разве это возможно?
Ему внезапно стало страшно.
— Прадедушка Иезекииль недавно провел очень интересный эксперимент — не один, конечно, а с моей помощью и при участии твоих тетушек. Видишь ли, мы нашли кости Борлатовой лошади и, что гораздо важнее, его сердце.
— Сердце Борлата? — Чарли с трудом сдерживал тошноту.
— Именно. — Манфред наклонился еще ближе. Чарли старался смотреть ему не в глаза, а в переносицу — еще загипнотизирует, чего доброго. Но Манфред этого не заметил и продолжал: — Сердце хранилось в шкатулке, а шкатулка лежала в могиле, под надгробием, на котором была высечена буква «Б». Вообще-то честь находки принадлежит Азе. Сам знаешь, он бродит по руинам… в ночное время, ну, ты понимаешь, в каком виде он бродит. Так вот, как у всех, э-э-э, представителей этого биологического вида, у него привычка рыть землю, и он откопал шкатулку.
Чарли вспомнил, как столкнулся с Азой в руинах, и содрогнулся. Но Манфред был слишком увлечен рассказом.
— Таким образом, мы собрались в дедушкиной лаборатории и оживили лошадь. А потом сердце. А потом случилось нечто непредвиденное, и сердце Борлата попало в грудь лошади. Собственно, в лаборатории произошел взрыв, и лошадь улепетнула через пролом в стене. Пролом до сих пор видно — если посмотришь на верхний этаж академии, заметишь. Словом, теперь по академии носится призрачная лошадь с сердцем Борлата. И ищет тебя.
Чарли опешил.
— Как — меня? Почему меня?
Он вскочил и с грохотом опрокинул стул.
— Я подумал, что стоит тебя предупредить. — Манфред развел руками. — Если не будешь слушаться, лошадь тебя накажет. Мне стоит ей только приказать. А копыта у нее, знаешь ли, тяжелые.
«Запугивает, — понял Чарли. — Ну, уж нет, я ему не покажу, как мне страшно, ни за что!» Сделав непроницаемое лицо, Чарли пожал плечами и спросил:
— Кстати, который час? Мне пора спать.
— Да-да, конечно. Иди.
Манфред отпер дверь-стеллаж, и Чарли затрусил по коридору, спиной ощущая глумливый взгляд своего заклятого врага. Но оглянуться не решился.
А Билли Гриф лежал один-одинешенек на жесткой койке в пустом лазарете, по которому гуляли сквозняки. Это была длинная, унылая комната, вся больнично-белая. Остальные пятнадцать коек пустовали. Живот у Билли больше не болел, но мальчик не сомневался — стоит ему заикнуться о Покойном доме, и боль возобновится. Билли боялся, что от второго такого приступа он просто-напросто умрет на месте. «Ох, неужели даже пуговица и то считается нарушением договора? — ломал он голову. — Я же не проболтался, только показал ее Габриэлю. И откуда ониузнали, что именно я сделал?»