Зеркало для героя
Шрифт:
Я остановился на последней ступени; самовнушение достигло такой силы, что я не поверил своим глазам и едва не закричал от страшного разочарования.
У каминной полки, боком ко мне, стоял матрос Хосе. Потрескивая, перед его лицом горела свеча. Матрос считал деньги, раскладывая их равновеликими стопками на полке. Там уже не было места, и он перешел на трюмо. На плече матроса, напоминая дохлого удава, лежал длинный матерчатый пояс, кушак, сшитый грубыми стежками, оба его конца достигали пола. Поочередно скручивая каждую
Я почувствовал левой щекой волосы Ники. Она, не дыша, стояла рядом со мной и смотрела на своего возлюбленного. Ее глаза были полны недоумения. Разомкнув губы, девушка вопросительно шепнула:
– Хосе?
Матрос вскрикнул, отскочил от камина и схватился за ружье, стоящее у камина.
– Кто здесь? – с напускной угрозой спросил он и, щурясь, посмотрел в нашу сторону. Он был ослеплен огнем свечи, и проем, ведущий на лестницу, казался ему погруженным в непроглядный мрак.
Ника неуверенно шагнула ему навстречу. Матрос схватил с каминной полки свечу и поднял ее над головой. Только тогда он увидел нас с Никой.
– Ты? – удивленно и не слишком радостно спросил Хосе. Он все еще не мог совладать с испугом и часто дышал. – Ты что здесь делаешь?
– Тебя ищу, – ровным голосом с придыхом ответила Ника, не сводя глаз с денег и пояса, свернувшегося клубком на полу.
– Меня? – задал совершенно глупый вопрос Хосе и, прислонившись спиной к полке, попытался закрыть собой деньги. – Ты прямо как дождь на голову… Я и не ждал тебя здесь. По-моему, ты осталась на корабле?
– Да, – прошептала Ника. – Осталась. И очень переживала по этому поводу. А потом я решила тебя найти, чтобы извиниться…
Матрос сделал какое-то неопределенное движение руками, словно хотел сказать: «Что ж, извиняйся, если хочешь». Он начинал приходить в себя. Повернувшись к Нике спиной, быстро сгреб оставшиеся деньги в стопку, постукивая пачкой о полку, выровнял ее края, перетянул резинкой и сунул в карман.
Ему ничего не остается, как перейти в атаку, подумал я и не ошибся.
– Извиняйся! – уже другим голосом сказал Хосе – властным и самоуверенным. – Только я еще очень крепко подумаю, простить тебя или нет! Ты предала меня! В трудную минуту ты показала все свое гнилое нутро!
Ника смотрела на матроса глазами, полными слез.
– Хосе, – прошептала она. – Откуда у тебя столько денег?
– Здесь нашел! – тотчас вызывающе ответил Хосе. – Если не веришь, то это твои проблемы! И вообще я не намерен отчитываться перед тобой! Я еще не выяснил, что ты делала на этом острове! И почему на тебе чужой костюм! Я еще разберусь, какие грешки за тобой водятся! С комиссаром Маттосом тебе не очень хочется встречаться, я прав?
– Хосе, – совсем слабым голосом произнесла Ника. – Значит, ты все-таки украл деньги?
– Молчи, дура!! – крикнул матрос и замахнулся на Нику, чтобы наотмашь ударить ее по лицу, но я перехватил его руку и оттолкнул Хосе к камину.
– Потише, парень!
– А ты не вмешивайся в наши дела! – огрызнулся он. – Без тебя разберемся. Я к твоей бабе не клеился, хотя у меня было столько возможностей трахнуть ее…
От удара в челюсть Хосе заткнулся и, брызнув кровавой слюной, полетел на пол. Он с грохотом упал на спину, ломая стул и вдребезги разбивая прикладом ружья зеркало трюмо.
– Ладно, – бормотал он, вытирая разбитый рот и скидывая с себя обломки стула. – Сочтемся. За все отплатишь. Лодку я утопил, посмотрим, как ты выберешься отсюда…
– Пошел вон, – посоветовал я.
Кивая, как болванчик, Хосе встал, поднял с пола пояс, ружье и быстро вышел из гостиной на лестницу. Вскоре мы услышали, как внизу хлопнула дверь.
Я обнял Нику за плечо. Ее трясло. Мы поднялись в спальню. Не раздеваясь, девушка легла на кровать, поджала ноги, спрятала руки на груди, как делают дети. Я накрыл ее одеялом. Ника все не могла согреться.
– Мне холодно, – прошептала она. – Принеси мне чего-нибудь выпить.
– Тебе нельзя пить спиртное, – сказал я, вытаскивая из шкафа еще одно одеяло. – Я приготовлю тебе чаю.
– Хорошо, я буду пить чай.
Она замолчала. Я подумал, что Ника уснула, но когда я с чашкой чаю присел на край кровати, то увидел, что глаза ее открыты.
– Постарайся поспать хотя бы час, – сказал я.
Ника ничего не ответила. Я смотрел на нее и думал, что ее, наверное, предали первый раз, потому так больно. Если не привыкнет к этой боли, то вся жизнь превратится в пытку.
Глава 47
Она с трудом смогла встать с постели. Ее лоб и щеки полыхали огнем, по лицу катились крупные капли пота. Если бы я вовремя не подхватил ее, Ника упала бы с кровати на пол.
– Тебе плохо? – тормошил я девушку, стараясь привести ее в чувство.
– Почему так темно? – шептала она, с трудом размыкая пересохшие губы. – Когда взойдет солнце? Мне страшно…
– Нам надо торопиться к причалу, Ника, чтобы успеть на катер, – говорил я, заставляя ее идти к лестнице.
Она тяжело опиралась о мое плечо. Я почти нес ее на себе.
– Ничего страшного, – бормотал я, успокаивая себя самого. – Это все от переживаний. Мы доберемся до материка и поселимся в лучшей гостинице. Ты отоспишься, отдохнешь, я покажу тебя врачу, и все будет хорошо.
Псы при нашем появлении в саду черными молниями унеслись прочь, в самый дальний угол сада, и стали трусливо тявкать нам в спины лишь тогда, когда мы вышли на поле и стали подниматься к обросшей лесом седловине. Было заметно, что каждый шаг Нике дается с трудом. Она быстро уставала, останавливалась и просила меня не идти так быстро.