Зеркало для невидимки
Шрифт:
Но и у кассы, как и всюду в этот злополучный день, их подкараулило разочарование.
— Сегодня представления нет, — уныло сообщила Кате молодящаяся крашеная старушка-кассирша, — представления у нас по четвергам, пятницам и по выходным два — дневное и вечернее. Но сегодняшнее и завтрашнее отменены по техническим причинам.
— Извините, но я бы хотела поговорить с вашим администратором.
— Но девушка, я же русским языком вам объясняю! Представления отменены, а вы…
— Простите, но я из газеты. Корреспондент. А это мой фотограф. — Катя вытолкнула вперед Мещерского. — Вот мое удостоверение. — Она
«Вот что такое всемогущество прессы», — грустно думал Мещерский, когда кассирша мигом выпрыгнула из кассы и быстренько, рысью повела их за ворота, на территорию шапито. Как оказалось, помимо самой арены и шатра над ней, цирк занимал большой пустырь, начинающийся на задворках ярмарки и некогда служивший «дикой» автостоянкой. Сейчас пустырь был обнесен высокой металлической оградой.
А за ней вырос целый кочевой городок: вагончики, автофургоны, дощатые времянки, пластиковые павильоны и огромное количество больших грузовых прицепов. Вагончики стояли вплотную к ограде, образуя нечто вроде второго забора, непроницаемого для любопытных глаз. А за ними на покрытых разбитым асфальтом площадках…
Катя на ходу отчаянно вертела головой. Да и было на что смотреть! Вот парень, ведущий на поводу ленивого презрительного верблюда, вот клетка на колесиках с бурыми медведями, возле брошенный кем-то шланг, из которого все еще течет струя воды. Катя вовремя перепрыгнула через него. Мещерский — ворона — споткнулся. Вот вагончик с надписью «Бухгалтерия», а возле него туча народа, и какого! Два клетчато-полосатых клоуна, культурист, ну что там ваш Шварценеггер, стая работяг в спецовках, выводок полуголых барышень в серебряных бикини и знойный брюнет в безукоризненном жокейском костюме.
И тут же: "Моя Манюнечка, девочка моя, красавица… вот умница. Вот брауши [1] …" — сказочно-гнедая, точно шоколадная, лошадь склонилась в поклоне перед тоненькой немолодой женщиной в желтых шортах и ковбойке. Женщина плавно взмахнула рукой, и лошадь по ее команде взвилась на дыбы, кося умным черным глазом. «Вот умница, Манюнечка…»
— Осторожно! Осторожно, говорю вам! Обойдите меня справа…
Катя едва не наткнулась на жонглера — тот медленно пятился на нее спиной. Он тоже репетировал на воздухе. В его руках так и мелькали какие-то сияющие цилиндры. Однако вид у жонглера был непрезентабельный: загорелое до черноты худое лицо, заношенный выгоревший «адидас».
1
Браво (цирковой жаргон).
— Справа, ну я же сказал, — черные глаза царапнули Катю, она послушно шарахнулась вправо и…
И тут, точно горох, ей под ноги посыпались крошечные собачки: три карликовых шпица, две болонки и пекинес — залаяли, закружились, как заводные.
— Оля, забирай свою ораву скорее! — неожиданно зычно крикнула билетерша.
— Да сворка лопнула, Оксана Вячеславна. Кыш, Чижик, Клякса, ну-ка, ко мне! Сейчас же, кому говорю! —
Но собачки, не слушая хозяйку, самозабвенно облаивали Катю, сонного верблюда, клетку с медведями.
— Вот у нас администраторская, — билетерша подвела их к голубому автофургону, с трогательными кружевными занавесочками на окнах. — Пал Палыч, Щаша! Это к тебе. Корреспондентка из газеты! Вот рекламу-то бесплатную бог послал!
Обычно после такой прелюдии все шло как по маслу. Катя была довольна — это называется «молва, бегущая впереди вас семимильными шагами». После словечка «пресса» вас сажали в красный угол, все вам показывали и рассказывали, нещадно при этом похваляясь. Правда, так бывало лишь в гражданских организациях и коммерческих структурах, кровно заинтересованных в рекламе. На родную же милицию слово «пресса» и даже больше — «ведомственная пресса» действовало как зубная боль.
Однако в цирке, тем более таком не избалованном столичным вниманием, как передвижной шапито, все, конечно, было иначе.
— Корреспондент? К нам? Да ну? И из какой газеты? О, милости прошу!
Пожилой администратор был точно облако в штанах — белый, толстый, лысый, раздраженно-говорливый, оживленный, встревоженный, гостеприимный, с сотовым телефоном на кожаном поясе и темными от пота подмышками.
— Алкаш, — недовольно шепнул Кате Мещерский, мигом учуяв ядреное амбре, исходившее от старика.
Катя минут пять строго и елейно излагала, из какой она замечательной областной газеты и почему цирком заинтересовалась их еженедельная полоса «Отдыхай с увлечением». Да к тому же еще… «Вот у нас в сегодняшнюю хронику криминальных новостей просочилось — сотрудник ваш погиб, стал жертвой преступления, и мы бы хотели в полном объеме…»
— И нам уже звонили сегодня из милиции. Ужасная новость. Но мы пока сами ничего толком не знаем. И потом, он новый человек у нас, недавно работает. Но вы ведь не только из-за этого приехали, да?
Вы ведь сказали: «Репортаж о людях вашей яркой профессии». Не хотите ли для начала ознакомиться, посмотреть, поговорить с артистами?
— Ну конечно! Но сначала я все же хотела бы уточнить. Его зовут, — Катя сделала вид, что роется в блокноте, — Севастьянов Аркадий, он что, ваш заместитель? А вы коротенько не расскажете, был ли он на работе в тот день, ну перед тем как…
— Пал Палыч! Клетку уже смонтировали. Валентин Генку ищет, репетицию пора начинать, а Генки и след… Здрасьте, а вы к нам? А правда из газеты? А из какой? — В администраторскую вихрем влетел юркий мужичок в синем халате разнорабочего, и сразу же в вагончике запахло конюшней и зверинцем, то ли от мужичка, то ли от его замызганного халата. — Генка же на Линду взгромоздился! Это вы ему Линду разрешили взять?
— Ничего я не разрешал. Я ему сказал: к слоновнику чтоб близко не подходил! Мало у них с Валентином проблем…
— Как же не разрешили? А я думал, это вы указание дали… — Мужичок всплеснул руками, точно хотел взмыть к потолку. — Так он же на публику поехал!
— Без Борисыча? Один?!
— С Гошкой. Я думал — вы им указание дали…
— Да вы что? — рассвирепел администратор. — Вы что, меня в гроб вогнать хотите? Кто позволил?
Где Липский? Кох где? Где, я вас спрашиваю?