Зеркало для невидимки
Шрифт:
Патрульные вернулись к работе.
— Никита, — прошептала Катя — ей было отчаянно стыдно за свою позорную трусость, но это было сильнее ее. — Что он нам говорил, этот ненормальный? Почему — они и на волю? Никита, что все это значит, кто это все делает?
— Мертвецы… Ох, Катя, жмурики тут ни при чем. — Он усмехнулся невесело, глядя на работу эксперта. — А дедок этот.., ну, подлечиться, в общем, ему нужно, работенку эту бросить к чертям. Жмурики, вампиры, вурдалаки… Нет, Катя, тут у нас живой кто-то куролесит. Два случая, мы думали. А тут не два, тут
— Зачем?!
— Спроси что полегче. Может, объект ему не нравился, может, спугнуло его что-то… Не знаю пока… Но одно знаю уже твердо: это не единичные тут шалости несовершеннолетних с сатанинским душком, не могильное мародерство. Это целая серия уже.
И такая, что мне совсем, совсем не нравится. И куролесить тут, на кладбище, не позавчера начали, а тянется все это… А какова давность самого раннего вскрытия? — громко спросил он эксперта.
— Эти — недели две, две с половиной назад, судя по состоянию грунта, а те вон, наверное, месячной давности, а то и больше, но это в полевых условиях трудно определить.
— Вот, слышала? С начала лета тут у нас кто-то среди могил под луной развлекается. И следы потом за собой заметает.
— Некрофил? — спросила Катя. — Настоящий?
— Извращенец. — Колосов брезгливо сплюнул под ноги. — И если он так часто сюда наведывается, в эту глухомань, и с каждым разом все больше наглеет, то… Думаю, он здешний, Катя. Тот, кому под транспорт подлаживаться не нужно. Ведь ночью сюда ничего от Стрельни не ходит. Либо машина у него, которую он оставляет где-то на подъезде к кладбищу.
— Чудовище. — Катя поежилась. — А как же вы его будете искать? Засаду тут на него сделаете ночью?
— Воронов, — вместо ответа Колосов позвал Андрея, который поодаль от них разговаривал с коллегами из местного розыска. — Ты приехал кого-то опрашивать — кого?
— Никита Михайлович, да с дочкой Сокольниковой хотел встретиться И потом типа одного проверить хотел — некий Луков, бывший сожитель покойной Сокольниковой.
— Потом мне сразу результаты доложишь, особенно по мужику этому — личные свои впечатления.
Я в отделе в Стрельне буду.
— Никита, я с Андреем поеду, — Катя махнула Воронову, чтобы тот ее дождался, — я тут больше просто не выдержу.
— В отделе увидимся. — Он посмотрел в ее такое разнесчастное, как Кате в тот миг казалось, лицо. — Эх, ты… Запомни ты раз и навсегда: мертвецов не бойся, они тихие, смирные. Бойся живых. Эти куда как страшнее.
Катя с досадой вспомнила и свое трусливое, непрофессиональное поведение на месте происшествия, и этот снисходительный поучающий тон Никиты, когда они долго плутали по улочкам и наконец отыскали на окраине поселка нужную улицу и дом, поднялись на второй этаж и позвонили в квартиру Сокольниковой.
— Кто? — раздался за дверью тонкий женский голосок-Милиция!
— Кто? — Этот вопрос был задан уже мужчиной решительно и грубо.
— Милиция Уголовный розыск.
А мы с племянницей вашей. Верой, хотели бы поговорить! — ответил Воронов Дверь открылась. Но на пороге стоял не брат потерпевшей, а совершенно незнакомый Кате и Воронову мужчина лет сорока, широкоплечий, очень смуглый, с подбритым затылком, бычьей мощной шеей и такими же бычьими, темными, немного туповатыми глазами. Одет он был совершенно по-домашнему, в спортивных брюках и тапочках. За спиной его стояла девушка — коротко стриженная, рыженькая, бледненькая Мужчина чуть отступил, проверяя под светом фонаря в прихожей их удостоверения, и Катя увидела, что девушка… В общем, перед ними стояла будущая юная мать, наверно, уже на шестом месяце беременности.
— Вы Вера Сокольникова? — спросила Катя.
— Да.
— А теперь ваши документы, пожалуйста, — сказал Воронов, обращаясь к мужчине Тот пропустил их в прихожую, пошел в комнату за паспортом. Катя заглянула в дверь — неубранная постель на диване, включенный телевизор «Самсунг» на тумбочке, остатки завтрака на столе. Без сомнения, они жили тут вдвоем.
— Луков Василий… — Воронов посмотрел в протянутый ему мужчиной паспорт, потом ему в лицо и…
— Вера, я хочу поговорить с вами наедине, пройдемте на кухню, пожалуйста, — быстро сказала Катя.
На кухне она прислонилась спиной к захлопнутой двери.
— Вера, — сказала она. — Это его ребенок?
— Вы . Я не понимаю…
Женщинам слова не нужны. Достаточно иногда взгляда. У Веры Сокольниковой был взгляд затравленного зверька. Катя отметила: она не похожа на мать. На ту знойную сорокапятилетнюю брюнетку с цыганскими глазами и бантиком-ртом.
— Ваша мама… Анна Николаевна узнала о вас?
Когда? Когда это произошло?
— Я не хотела.., я хотела уехать. Я ничего ей не хотела говорить, поймите…
— Вера, он же намного старше тебя. Он тебе в отцы годится.
— Это не имеет никакого значения.
— Для твоей матери это имело значение, — сказала Катя.
— Я перед ней ни в чем не виновата!
Катя отвела глаза. «Ходит к ней… Васька Грузин», — вспомнились слова Федорова. Ходил, да.
Только вот к кому — к матери или к дочери?
— Когда ждешь? — спросила она.
— В начале октября, если все будет хорошо.
— А он.., он теперь здесь, с тобой? Вечерами тоже? Не отлучался тут на днях — вчера, например — ночная работа, приятеля в аэропорт подвезти…
— Нет, — Сокольникова-младшая смотрела на нее.
Катя снова отвела глаза.
— Он женится на тебе?
— Это наше дело. Милицию это заботит, да?
— Это его будет заботить, дай срок, — Катя кивнула на ее живот.
За дверью в комнате послышались возбужденные голоса. Воронов ли там качал права, Васька ли Грузин…
Катя вышла в переднюю. Голоса разом смолкли.
Воронов, когда они спустились во двор, под яркое солнце, был мрачнее тучи.
— Алиби у Лукова нет, — жестко сказал он, когда они садились в машину. — Верка — это не алиби.