Зеркало Грохашша, или Отраженные
Шрифт:
– Что же ты бы делала?
– Ну, не знаю. Не смогла бы. Представь, какая тупость – всю жизнь бояться смерти, заранее зная, что умрешь! Нет, я бы повесилась.
– А как ты стала хозой, об этом можешь рассказать? – Максимович разглядывал ее точеный профиль и пытался понять: всегда ли он таким был? Всегда ли Александра имела такую талию, такую грудь? И если нет, то чем эта грудь отличается от имплантированной? Разве что тем, что обман куда хуже. Обман, который слишком похож на правду. – Ты из простых или нет?
– Это Ник-Ник у нас из простых, –
– Ну что ж, обычное дело. Ты же мне вот тоже предлагала отразиться, помнишь? – хмыкнул Максимович. – И женщины, я знаю, часто так отражаются. Какая разница? А ты, выходит, потомственная.
– Все, я не хочу об этом говорить! – нахмурилась хоза.
Она отошла от окна, покружилась, напевая, по комнате. Настроение было из рук вон плохим, будто какое-то предчувствие беды давило. Хоза провела рукой по столу.
– Пыльно… Давай-ка я все очищу. И пусто! Куда делись все твои пузырьки да свечки?
– Да вот как раз убраться хотел, свалил в ящик, – не оборачиваясь ответил Максимович, и уши у него покраснели. – Настроение сегодня нерабочее, вялое.
– Да ты вообще какой-то вялый стал последние дни. Может, нам с тобой климат сменить? Уедем в деревню, подсядем на натуральные продукты. Сало, млеко, яйки, а?
– Можно, – неожиданно для Александры легко согласился Максимович. – Поедем. Выходит, у тебя неприятности? Не получится нам спрятаться от ванов?
– Какой ты нудный! – сорвалась хоза. – Не в духе что ли? Так и скажи!
Она исчезла в особенно яркой вспышке пламени, даже очки Максимовича покрылись копотью. Он спокойно сходил за чайником, залил очередной пожар и ногой задвинул собранную сумку поглубже под кровать. Там лежало все его хозяйство: и пузырьки с растворами, и свечи, и парочка мелких артефактов, и все записи о многолетних экспериментах. Максимович был готов идти, не хватало только Белки. Загудел визор.
Прыжком подскочив к аппарату, Максимович снял трубку, но изображения не появилось. Белка явно звонил по одолженному у кого-то коммутатору.
– Ты? – сразу спросил Максимович. – Я один.
– Я, – весело отозвался Белка. – Хорошо, что один, я боялся. Вот что, в городе появляться боюсь, звонить тоже больше не буду, рискованно. Если ты не готов, то боюсь, долго не увидимся.
– Я готов, Белка. Александра хочет тебя убить, я понял. Ваны сели ей на хвост, а без тебя они ничего не докажут.
– Вот сучка! Сама же уговорила лезть, а теперь, значит… Дрянь, я тебе с самого начала говорил, что она дрянь!
– Неправда, – устало возразил Максимович. – Неправда, Белка, сперва она казалась тебе хорошей. Да она и в самом деле неплохая, просто она – хоза…
– Нет, ты все перепутал! Она не казалась мне хорошей, она казалась мне забавной! Нескучной! А оказалась другой… Ладно, потом доспорим. Слушай, я не смогу появиться в городе, но будь готов ночью. В полночь окажись где-нибудь один. В туалет уйди от нее, ладно?
– Я понял, в полночь, время московское. Буду.
– Ну и отлично, – Белка облегченно вздохнул. – Очень рад, что ты не бросаешь меня. Я даже придумал куда прыгнуть, чтобы нам не ссориться, но пока не скажу.
– Это ничего. Я тебе доверяю.
Максимович вернул трубку в гнездо и опять уселся на подоконник. Люди внизу не казались ему смешными, он сам хотел быть таким. Спокойно жить, от рассвета до заката – что может быть лучше?
Картошку съели быстро, а так как новую чистить было лень, то Костя закинул в кастрюлю пачку пельменей. Биорги ели быстро и много, да и пили так же. Люди быстро поняли, куда идет дело, стали не допивать. Сначала они стеснялись такого поведения, но воины Сириуса их одобрили.
– Правильно, – сказал Коля. – Ваше дело молодое. И вообще вам еще жить и жить.
– Не факт! – воздел палец к потолку кель-фатх-шуршур. – Все зависит от поворота боевой обстановки. Тем не менее солдатам Императора нужно много калорий и веселья, поэтому умеренность следует поощрять.
– Слава Императору! – гаркнули его подчиненные и опять чокнулись. – Сириус навсегда!
После того, как водка согрела желудок и в голове забегали самые первые, приятные мурашки, Павлу стало казаться, что он находится в чьем-то чужом сне. Причем сне приятном, веселом… Забавные сириусяне сперва обо всем расспросили пленников, а потом рассказали о себе. Выходило, что они дезертиры, однако эти дезертиры поминутно поминали Императора, какую-то семью и планету, на которой не были даже полноценными гражданами.
– Странно все… – пробормотал Павел Грише.
Его услышал Коля, удивленно икнул.
– Что странно? Костенька, доставай еще одну, а то заморозится… Что странного, Пашка? Мир – война!
– Мир – театр! – пискнула Галя. После выпитого с перепугу девушка полностью перешла на писк.
– Театр военных действий! – расправил плечи первый расходный. – И люди в нем – солдаты! Люди в широком смысле слова, просто я не знаю, как с Сириуша перевести. Это один поэт сказал так, очень красиво, ему за это малую планетку Император даровал.
– Странно, что вы вот такие… Я бы не поверил, что вы – инопланетяне. Но Гриша говорит, что все так и есть, я ему верю.
– Ну и напрасно! – программист двумя руками накладывал себе салата, роняя овощи на стол. – Я совсем свихнулся от этих схем. Помнишь, я рассказывал про клиента чудного? Вот, я сам с ними стал чудным. Так что не верь мне, может они и не биорги, и не сириусяне.
Биорги расхохотались и чокнулись втроем, не дожидаясь аборигенов.
– Доказать, что мы биорги, нам недолго, – сказал Миша, закусив. – Кстати, хозяин, ты вторую руку-то сунь обратно в петельку. Я понимаю, что все уже развязались, но не надо же хамить…