Зеркало и чаша
Шрифт:
— А Рыкошу нашего уж не он ли тоже задрал! — закричала пожилая баба в темном повое [9] , и женщины загомонили вдвое громче.
— Задрал человека одного у нас, Рыкошу, из Сычовых зятьев, — пояснил подошедший Яробуд. — Не ори, Муравка, мужики сами князю все обскажут.
Женщина с красной бахромой смутилась и залезла обратно в толпу.
— Ну, дела, вяз червленый ему в ухо! — Зимобор покачал головой. — Ну так что, мужики? — Он качнул в руке рогатину и оглядел старейшин. — Даете мне белок или сами со своими медведями разбираетесь?
9
Древнерусский
— Ну, вот что, княже! — Быстрень хлопнул в ладоши, будто сам с собой заключал договор. — Ты оборотня раздразнил, проявиться заставил, он теперь зол на весь свет. Так ли иначе ли — ты уйдешь восвояси, а мы останемся. Уж теперь сделай так, чтобы оборотень нас не тревожил больше — ни мышей не напускал, ни кошку свою, лихорадку, нам под окна не гонял, да и медведем, чтоб не бродил у нас по дворам. Ты его разозлил, твой и ответ. Избавишь нас от оборотня — дадим тебе по белке. Правильно, народ?
Не слишком уверенно, но народ все-таки издал несколько одобрительных возгласов.
— Думается, это справедливо! — заметил Хотила.
— Идет! — Зимобор протянул руку сперва Быстреню, потом Хотиле. — Избавлю от оборотня, и клятвы дадим. Только вы, если сам не появится, искать его подсобите. А пока не появился, давайте праздновать!
Народ загомонил громче и радостнее — все-таки собрались на праздник!
Толпа повалила к святилищу, Зимобор сделал кметям знак идти следом, потом вспомнил и огляделся.
— Чья? — крикнул он, вопросительно приподняв рогатину. В его дружине ни у кого такой не было, но, может, у воев? — Кто дал?
— Я дал. — Жилята забрал у него рогатину.
— Где взял? По дороге, что ли, купил? Что-то я ее не помню.
— Да она не моя. — Жилята тоже огляделся. — Народ, чья рогатина? — заорал он. — Как я увидел медведя, ну, думаю, плохо дело, — рассказывал он Зимобору, пока дружина проходила мимо них к святилищу. — А тут глядь — стоит передо мной, и вроде как ничья. Ну, я не подумал, есть — и слава Перуну...
— Сама стоит?
— Да вроде как и сама... — Жилята запоздало удивился. Это был уже не юный, опытный кметь, лет тридцати, хотя еще удалой, с кудрявыми светло-русыми волосами и молодым румянцем на щеках. В молодости он был буян, гуляка и безрассудная голова, но с годами остепенился и теперь мог подать дельный совет и других удержать от глупости.
— Ну, брат! — Зимобор засмеялся. — Не знал бы, что пить нам с утра было нечего, так подумал бы... Стой, дай сюда!
Он снова забрал у кметя рогатину и перевернул. На перекрестье ему померещилось что-то маленькое и светлое, вроде жемчужинки на зеленом шнурке.
— Вяз червленый... — пробормотал Зимобор.
Это была не жемчужинка. Это было несколько белоснежных бутонов ландыша на свежем зеленом стебельке. Понятно, в каком лесу они могли зацепиться за перекрестье рогатины в разгар лютого месяца сечена. В том лесу, что на Той Стороне. Сама Младина, Вещая Вила, вложила рогатину в руки кметя, чтобы уберечь Зимобора от верной гибели.
Зимобор быстро снял стебелек с перекрестья и сжал в кулаке. Она снова напомнила о себе — Младина, младшая из трех Вещих Вил, явившаяся ему на третью ночь после смерти отца. Дева Будущего подарила ему свою любовь, увела его из Смоленска, обещала, что он в любом бою одержит победу и станет смоленским князем вопреки всему, но в обмен на помощь потребовала от него любви и верности до самой смерти. Очарованный красотой Вещей Вилы, он пообещал —
Дева Будущего устранила земную соперницу со своего пути и продолжает помогать тому, кого выбрала. Вот только помощь ее, при всей ее несомненной полезности, внушала Зимобору не благодарность, а ужас. Он все еще был во власти Вещей Вилы, а значит, его мечты о свободе и счастье с Дивиной были не более чем мечтами.
А старейшины уже толпились около ворот и ждали знатного гостя, чтобы вместе войти в старинное гнездовое святилище. Первый двор занимали длинные хоромины, в которых окрестные жители пировали по священным праздникам. Хоромины располагались справа и слева, а между ними было свободное пространство и ворота во внутреннем валу, которые вели уже в само святилище, землю богов. Перед воротами были разложены два костра, очищающие своим огнем и дымом все и всех, кто хочет вступить на священную землю. Воротных створок собственно не было, но по сторонам проема возвышались два высоких резных столба-чура, и каждый входящий кланялся им, коротко прося позволения войти. Впрочем, чтобы не создавать давки, в дни больших праздников старейшины просили это позволение сразу за весь род.
Приносить жертвы сегодня было не время, поэтому огонь перед жертвенником не горел. Когда все оказались внутри, старейшины вместе со старшей Макошиной жрицей (всего в святилище жили три женщины) вышли вперед и попросили, кланяясь идолам девяти богов:
— Благословите нас, отцы и матери, зиме рог сшибать, весне дорогу мостить. А тогда, как придет весна, разожжем мы огни вам калиновы, принесем жертву богатую, чтобы свет белый не мерк, род людской не переводился!
А потом пошло веселье. Снеговую Бабу отделали до конца — вылепили ей стройный стан с пышной грудью, в глаза вставили угольки, рот выложили мелкими шишками. На снежную голову надели нарочно сшитую кичку — темную, старушечью, потому что зима уже состарилась, пора ей скоро на покой!
Все женское население разделилось на две ватаги: девушки и замужние бабы. Замужние стеной встали перед Снеговой Бабой, а девки, выстроившись в пеструю стенку, с визгом кинулись на них. Под вопли и хохот столпившихся вокруг мужчин девки дрались с бабами, норовили сорвать с голов кики и повои, бабы отбивались, драли своих противниц за длинные косы, опрокидывали на снег. Снег летел во все стороны вместе с какими-то шнурочками, перышками, бубенчиками, височными кольцами и прочими частями женских уборов. Видимо, засеяв в этот день поляну перед святилищем, женщины потом всю весну, пока не поднимется трава, собирают здесь свое добро.
Стоял гвалт, визг, вой, рев, гогот, так что от одного шума, казалось, лед на реке должен треснуть. Полуоглохшие мужики сгибались пополам от смеха, наблюдая бабью потасовку, смоленские кмети не хуже местных прыгали вокруг, кричали, подбадривали, кому какая понравилась, давали советы, которых никто не слышал и не слушался, но все равно было весело.
— Давай, Муравка, меси их, пустоголовых! — орал Зимобор, взявший сторону Лежневой старшей снохи, которая первой догадалась про медведя-оборотня. — Налегай давай, покажи им, вяз червленый в ухо!