Зеркало Пиковой дамы
Шрифт:
– Я хотел бы ещё и ещё раз напомнить вам сверхзадачу, которая определяет жизнь нашей студии. Повторю известную всем фразу Брехта: "Все искусства служат одному, самому трудному из искусств - искусству жить". Итак, наша идея: быть, а не казаться, играть, чтобы быть! В жизни приходится играть много ролей и не всегда добровольно, потому что каждый из нас хочет нравиться, побеждать... Как много чужого, внешнего наслаивается на душу, на лик человека в течение жизни и в значительной мере меняет его сущность. Лик двоится, троится... и человек ломается. Согласны?
Ребята
– Потому наша студия и называется "ЛИК", - продолжал Далецкий, - что мы хотим освободиться от личины! Личина - маска, за которой мы прячемся, это как бы жизнь не всерьез. Так удобней. Сегодня я один, завтра другой... А жизнь без маски - это уже не игра, без маски страшно - а вдруг мир не примет тебя, такого, как есть... Я уверен, что человек изначально добр... Посмотрите на младенца - он доверчив, он улыбается, он жаден до жизни! Он хочет учиться, и учат его не только взрослые, его учит каждый предмет, который он видит, все, что его окружает. Он плачет, когда не понимает чего-то, и тогда в нем просыпается страх. Так же и с нами: страх перед тем, что нас не полюбят, страх перед неизвестностью, перед будущим - вот тот мощный рычаг, который заставляет нас играть, притворяться. Но если мы перестанем бояться чего бы то ни было и прежде всего себя, мы станем свободны... И этому мы можем и должны научиться!
– Гюльчатай, открой личико!
– тихонько шепнула Маруся Але на ухо.
Та улыбнулась, но скорее из вежливости - её не в шутку захватило то, о чем говорил режиссер... И как говорил!
Марк Николаевич поднялся и двинулся вдоль стола, низко наклонив голову и засунув руки в карманы. Переливчатый шар с готовностью поспешил за ним следом, то ускоряя, то замедляя движение... и в этом было нечто пугающее. Аля даже невольно отпрянула в сторону, когда шар, беззвучно вертясь, проследовал мимо нее.
– Театр - это мистика. Он как заклинание. Вот только какие духи вырвутся на свободу - этого мы не знаем, и результат часто бывает непредсказуем! Театр нельзя просчитать как хотел просчитать свою жизнь герой Пушкина Германн! Скрытный, расчетливый, он держал в узде свои страсти... пока они не опрокинули его навзничь и не размазали в пыль! Он хотел сразу всего. А это самое опасное желание. Он безумец! Таков и театр. Он бывает мстителен и суров с теми, кто его не боится. Кто не чувствует его дикий и буйный нрав. Тех, кто боится, он убивает...
– Как же так?
– Аля вскочила. Она не выдержала. Это было так странно...
– Но что же тогда... что нужно делать?
– Любить!
– улыбнулся Далецкий. И улыбка его была детской, открытой.
– Только любить?
– глухо спросила Алена.
– И все? А талант?
– Только любить - это самое сложное. А талант - это всего лишь "Я". Правда, оно, - это "я", - должно обладать двумя качествами: быть ни на кого не похожим и суметь убедить в этом других... И потом, это дар Божий, а в чем он, никто не знает!
–
– Страх и иллюзия - самые опасные ловушки, уверяю вас! Неосуществимые мечты, иллюзии в отношении самого себя - это не менее опасная ловушка, чем страх! Мир искажается, как в кривом зеркале, и человек безнадежно пытается отыскать в нем свое истинное лицо... Но мы с вами будем пытаться изжить свои страхи и понять, кто мы на самом деле...
– он выдержал паузу, - с помощью сцены, театра. Это наш эксперимент, наш путь, который так же опасен, как сама жизнь. А может быть, ещё больше!
Далецкий сделал несколько кругов вкруг стола, точно опутывая сидящих незримыми нитями, и остановился возле Али - у неё за спиной.
– Аля, скажите... только быстро, не думая, чего вы больше всего хотите?
– Я? Я не знаю...
– она вздрогнула от неожиданности.
– Хорошо! Вы сказали, что думали. Такова ваша сегодняшняя реальность в ней не существует конкретной цели. Вы хотите понять эту цель?
– Да, наверное... но их так много!
– Чего?
– Всяких целей. Желаний... И потом, они часто меняются...
Аля и в самом деле старалась быть предельно искренней. Она забыла о том, что на неё глядит множество глаз, обернулась и видела только его глаза - горящие, гипнотические... такого с ней ещё не бывало.
– Меняются естественные человеческие желания, - улыбнулся Марк Николаевич, - а точней, они неизменны. Мы хотим вкусно поесть, купить какую-то модную вещь, поехать к морю, поступить в институт, иметь семью, ребенка... Разбогатеть, наконец! Этого хотят все... ну, или почти все. Но есть цель, которую только вам предстоит разгадать: именно ради неё вы и пришли сюда, в этот мир. Это ваше предназначение, только ваше и больше ничье... Чтобы понять, в чем оно, нужно понять себя. Свое "я"... Вы хотите этого?
– Да, наверное, - её голос прозвучал как-то нерешительно.
– А что вас смущает?
– Ну, не знаю... я к этому не готова. И потом это все очень сложно...
– Не готовы к чему?
Сущий допрос! Она не привыкла к такому вниманию к своей персоне, да ещё в присутствии практически незнакомых людей... Хотелось спрятаться, забиться в угол... от волнения вся кровь вскипела, будто душу оперировали без наркоза! Но какое же безрассудное наслаждение было в этом волнении!
– Ну... я об этом не думала.
– Вот!
– Далецкий снова устремился вперед, он двигался быстро, бесшумно, как будто парил над землей.
– Мы не привыкли думать! Мы не готовы к откровенности с самими собой! И если прожить в этой душевной спячке ещё пару-тройку лет - все!
– душа размагнитится, она перестанет мучить вас настойчивыми вопросами, с которыми неудобно, с которыми больно жить! Жизнь - это боль! Но её не надо бояться, через эту боль нужно пройти, как сквозь огонь! И тогда жизнь откликнется, она не устоит перед вашим мужеством и подарит вам настоящую радость. Радость любить ее! И нет ничего, поверьте мне, что было бы слаще этого!