Зеркало смерти
Шрифт:
Егор не обиделся. По-видимому, этот мужик вообще не отличался ранимостью. Он ответил, что, может, Анюта втайне от всех с кем-то гуляла. Но все-таки вряд ли. Ведь перед тем как зайти к ней «насчет семейной жизни», он навел справки у ближайшей соседки. И та со всей определенностью утверждала, что Анюта живет одна, и никакого парня на горизонте нет. Только поэтому он и решился…
– Лучше бы у соседок спрашивали, а не у меня, – хмуро ответил он, внезапно погрустнев. – Жалко девчонку… Я же помню ее маленькую, она все тут бегала…
Павел боялся, что жена, неудовлетворенная его скупыми ответами, заговорит о пропавших деньгах, но Наташа неожиданно распрощалась. Жирная собачка проводила их до калитки
– И чего ты добилась? – высказался Павел, беря ее за руку и уводя подальше от дома. – Он черт знает что о нас подумал!
– Все равно, – устало бросила она. – Мне этот тип не нравится.
– Но каким образом он мог повлиять на ее смерть? – осторожно спросил Павел.
Ему не нравились эти разговоры, сама эта тема, этот дом, так неожиданно доставшийся жене в наследство… Вообще все, связанное с Акуловой горой. Он чувствовал себя здесь настолько чужим, что с трудом мог провести тут несколько дней подряд. Все его давило, все мешало, раздражало или смешило. «Я не деревенский человек и никогда им не стану, – твердил он жене. – У нас на работе, когда узнают, что у моей жены дом в Подмосковье, то будут завидовать страшно… А мне все равно – хоть бы его и не было».
Смерть свояченицы тоже его потрясла, но он никак не мог понять, почему жена не может принять самого простого объяснения – что Анюте просто надоело влачить свое одинокое и бессмысленное существование?
– Он мог ходить к ней, сидеть на кухне часами, действовать на нервы. – Наташа остановилась на берегу реки, глядя на купающихся вдали ребятишек. Слегка поежилась, подумав о том, что вода, должно быть, все еще очень холодна. – Хотя мне бы уже все рассказали соседки. И потом, не в том он возрасте и не так выглядит, чтобы приставать, после того как ему отказали…
– Даже если бы он не оставил ее в покое, это еще не причина глотать таблетки.
– Да. – Она продолжала смотреть на реку. – Просто я на него злюсь из-за того, что он расстроил Анюту. Конечно, он тут ни при чем. Мне кажется, нужно искать того, кто взял деньги. Тогда многое станет ясным.
– Ты не веришь, что твоя сестра могла их потратить или перепрятать?
Наташа была категорична. Потратить столько денег Анюта не могла ни в коем случае. Если бы ей пришло в голову сменить тайник, она бы обязательно известила об этом сестру, прежде чем покончить с собой. Павел в этом усомнился – подобная расчетливость не вязалась с образом покойной.
– Это Илья мог бы назло всем унести деньги на тот свет, – настаивала Наташа. – Анюта – никогда. Она бы, скорее, отдала их на церковь…
– Слушай, а это мысль!
Они повернулись друг к другу. Женщина была изумлена тем, что такое простое решение до сих пор не пришло ей в голову.
– Неужели она отдала все? – испуганно спросила Наташа. – О Господи! Она даже не понимала, что можно ограничиться половиной! Я уверена, что она отдала их на церковь!
– Нужно было еще вчера спросить священника.
– Что – прямо на похоронах? – Наташа резко отвернулась от реки и принялась взбираться на гору, в клочья изрезанную огородиками. Из-за хлипкой изгороди на них заблеяла коза. – Узнать-то можно, не думаю, что там делают из этого тайну… Но почему он сам об этом не сказал, этот рыжий батюшка?
Павел с трудом дождался обеда, Наташа совершенно потеряла интерес к хозяйству и была одержима одной мыслью – каким-то образом напасть на след пропавших денег. Она даже сходила к соседке, ближе всех знавшей Анюту, и обиняками спросила, не жертвовала ли ее сестра на церковь? Вернулась она с неутешительным ответом – соседка ничего ни о каких пожертвованиях не знала и страшно удивилась, услыхав, что Анюте было что жертвовать.
– Обязательно зайду к следователю, – решила она.
– Ты, кажется, забыла о ребенке, – вздохнул Павел.
– Сколько он должен оставаться у бабушки?
– Еще пару дней. – Наташа брезгливо принялась чистить старую картошку, заросшую хрупкими лиловыми рожками. – Не могу я этого так бросить!
Она поставила на своем – впрочем, как всегда, если приходилось спорить с мужем. О здоровье полуторагодовалого Вани беспокоиться не приходилось. Он ел все, что давали, капризничал не больше положенного и давно уже сделал первые шаги и произнес первые слова. Павел, довольно поздно ставший отцом, трепетал над мальчиком, с маниакальным упорством находя у него разные хвори. Мать только смеялась. Она уверяла, что малыш совершенно здоров, а если порой капризничает, то лишь для того, чтобы вызвать к себе повышенное внимание. Ее, выросшую в многодетной семье, никогда особенно не опекали – особенно после смерти матери. Дрожать над здоровым, вполне обеспеченным ребенком казалось ей верхом глупости.
– Ну ладно, – почти угрожающе говорил ей муж, ближе к полудню собираясь в город. – Если что-то случится, я пошлю тебе телеграмму. Черт-те что! У вас даже телефона нет!
– Ничего не случится, – отрезала она. – Мне нужно кое-что выяснить, а раз ты устранился, я займусь делами одна. Буду звонить от соседки каждый вечер. И ты ей звони, если что-то случится.
Муж насторожился:
– Каждый вечер? Ты же говорила о двух днях!
– Ну да, – согласилась она, отпирая калитку. – Два-три дня, не больше. В конце концов, я тоже взяла отпуск за свой счет, а скоро у меня в школе выпускные экзамены. Не беспокойся – не задержусь.
Проследив за тем, как муж спускается с горы и исчезает в зарослях майской зелени, она вернулась в дом. Сейчас, оставшись в одиночестве, женщина была уже далеко не уверена в своих силах. В какой-то миг Наташа пожалела, что осталась. Что она может сделать? И как это будет выглядеть со стороны? Она вспомнила слова мужа о том, что их непременно заподозрят в каких-то корыстных устремлениях, и ее щеки запылали от гнева.
Но она ведь ничего не хотела, ни на что не рассчитывала! Единственное, что она действительно получила, были шесть тысяч, которые отдала сестра! Но разве она просила об этом? Нет, почти отказалась… Взяла лишь потому, что это доставило радость сестре, да еще потому, что эти деньги были так необходимы! Ей было совершенно достаточно этого дара судьбы, свалившегося будто с неба, наследства от человека, от которого она никогда не ждала добра – от Ильи… Беря эти деньги, Наташа говорила себе, что истратит их на дело, ничтожное в глазах окружающих, но великое для нее самой – попытается родить ребенка. И сделала это! Анюта же, вырвавшись из застарелой нищеты, из вечных тисков недоедания, тоже должна была стать счастливее. Эти деньги пошли им обеим на пользу, а о доме Наташа не думала, никогда не думала всерьез!
Она вошла в родительскую спальню и остановилась у большого тусклого зеркала, занимавшего всю стену от пола до потолка. В доме было немало старинной мебели, и Наташа, пожив в Москве и кое-что повидав, уже понимала, что могла бы выгодно распродать родительскую обстановку, получив не меньшую прибыль, чем Анюта – от продажи «Жигулей». Откуда к ним попали все эти вещи? Ореховое кресло рококо с гнилой обивкой, пахнущее затхлостью, как парализованная старуха… А рядом топорно срубленный в тридцатых годах табурет. Кровать с точеными столбиками по углам, с фантастическими животными на передней спинке… И панцирная сетка, на которой спала Анюта. Наташа никогда не думала об этом прежде, воспринимая каждую вещь, как нечто предопределенное, ни в чем не сомневалась, ничего не обсуждала. Но сейчас все ее ставило в тупик.