Зеркало смерти

Малышева Анна Витальевна

– Нет.

Наташа прикусила язык. В самом деле, какое она имела право лезть в чужую жизнь? Предположим, Людмила не была ей такой уж чужой, особенно, учитывая последние новости. Но Татьяна… Всего-навсего подруга ее покойной сестры. Правда, единственная, что осложняло дело.

– Поверьте мне, что эта женщина с радостью отправит меня на тот свет, если сумеет, – продолжала Татьяна, переходя от полки к полке. – С ее характером вы, наверное, уже сами знакомы.

– Да уж!

– Ну вот, а я с ней общалась чаще и дольше, чем вы. Вы бывали тут редко,

а я всегда под рукой. Не знаю, почему она на меня так обозлилась. – Очередная книга захлопнулась, выпустив в воздух легкое облачко пыли.

– Хотя признаюсь, я тоже ее сразу невзлюбила. Мы бесим друг друга, но я никогда не делала ей ничего плохого.

– Верю, – Наташа видела библиотекаршу со спины, но даже по ее затылку могла понять – та очень напряжена. – Людмила способна оговорить кого угодно.

– Что она сказала обо мне?

– Ничего конкретного. В основном упирала на то, что вы бы могли многое рассказать о смерти моей сестры, просто не хотите. И к тому же знаете, что у Анюты был любовник. И… – Наташа сделала паузу и нерешительно докончила, – что вы лгунья.

Была минута тишины. Татьяне потребовалось время, чтобы усвоить услышанное. Наконец она отозвалась, по-прежнему стоя спиной и перебирая какие-то брошюрки:

– Что еще?

– Больше ничего.

«Ничего, за исключением того, что я узнала вчера от твоей соседки… И что я видела собственными глазами. Тот мужчина, который вышел из твоей комнаты, не был привидением, не был порождением чьей-то клеветы. Он был реален, как и твой муж, умерший такой загадочной смертью».

– Я ничего не могу сказать о том, почему умерла Анюта, вы уже слышали, – тихо, очень спокойно ответила Татьяна. Теперь она повернулась. Узкое лицо было бледно и казалось постаревшим. Она сцепила руки и смотрела на Наташу так, будто упрекала в чем-то. – Все что могла, рассказала. Я знала только о книгах. Вот они.

Татьяна указала на полки:

– Это все, что мне известно о ее смерти. Она приготовилась к ней, это своего рода завещание. Может быть, Людмила это имела в виду? Или она думает, что я украла эти книги?

– Я ведь не говорю, что поверила ей!

– Зачем тогда вообще передавать мне ее сплетни?

Ответить было нечего. Библиотекарша была права, а Наташа потихоньку начинала злиться. «Какая же она неприступная! Что бы ты ни сказал, всегда оказываешься виноват, а она – чиста!»

– Она постоянно говорит обо мне гадости, хотя мы вовсе не знакомы так близко, чтобы она действительно знала о моих делах, – продолжала Татьяна, присаживаясь к столу и снова придвигая к себе картотеку. – Все это домыслы. Не знаю, что творится у нее в голове, но не хотела бы я туда заглянуть.

– Она говорила так уверенно, будто в самом деле что-то знала, – осторожно заметила Наташа.

– Она не знала ничего, – отрезала библиотекарша. Ее пальцы, вцепившись в край ящика, побелели. Наташа взглянула на них, потом поймала взгляд темных, лишенных блеска глаз… И вдруг поняла, что боится этой женщины. Боится и не доверяет ей.

Она медленно встала, оправила юбку:

– Конечно,

это глупости. Мне ли не знать, что такое сплетни… Когда я выпроваживала ее из дома после смерти Ильи, она такого наговорила соседям… Выходило, что это мы с Анютой убили брата на большой дороге.

Татьяна не шелохнулась – только пальцы чуть-чуть разжались и легли на стол.

– Она дура, да вдобавок злая дура, – Наташа сделала попытку улыбнуться. – И я сразу подумала, что не бывает более непохожих людей, чем вы и она. А стало быть, вы просто обязаны друг друга ненавидеть.

– Я ее не ненавижу, – спокойно ответила Татьяна. – Я просто стараюсь ее не замечать. Это и было все ваше дело?

«Нет, не все!» – кричало что-то внутри Наташи, но она больше ничего не добавила. Попрощалась и вышла.

На улице было лето. Женщина стояла на крыльце, подставив лицо лучам высокого солнца, и не думала ни о чем. Это было чудесно – не думать, просто существовать, как растение, поворачивающее листья к свету и теплу… Она вспомнила о сыне, и очарование рухнуло. «Я должна вернуться домой как можно скорее. Вчерашний звонок был просто безумным. Муж напуган до смерти, и я не удивлюсь, если он опять примчится сюда. Бесчеловечно так издеваться над семьей. И потом, этот ночной разговор мог закончиться очень скверно… Мне повезло, что Дмитрий такой тюфяк! На его месте мог оказаться уголовник».

– Добрый день!

Она обернулась. Лариса стояла в палисаднике и помахивала в знак приветствия измазанной в земле лопаткой.

– Опять у нас? – продолжала та, раздвигая кустарник. – А я хочу кое-что посадить.

– Поздновато, – ответила Наташа. – Завтра – июнь.

– Да пусть его, – махнула лопаткой Лариса. – Были у Таньки?

Наташа испуганно обернулась, но дверь библиотеки была закрыта.

– Перестаньте, – дружелюбно сказала Лариса. – Что ее стесняться? Вчера я немножко выпила, вы не обижаетесь?

Она упорно обращалась к собеседнице на «вы», как будто вместе с опьянением с нее слетела и былая фамильярность.

– Да ведь и я выпила, – напомнила Наташа, и неловкость сразу исчезла. Женщины посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.

Сегодня Лариса выглядела получше. Лицо по-прежнему было опухшим, но глаза приобрели осмысленное выражение и голос звучал твердо.

– Вчера я вам наговорила всякого, – извиняющимся тоном заметила она. – Забудьте.

– Хотелось бы, – Наташа снова оглянулась на дверь библиотеки. – Но я не могу.

Лариса бросила лопатку и подошла поближе, вытирая испачканные землей руки о рабочий фартук:

– У вас что-то случилось? По глазам видно.

«Да, случилось, – Наташа все еще смотрела на библиотеку. – Моя жизнь разрушена, семья погибла, и люди говорят, что мой родной дом – нехорошее место. Я каждый день узнаю что-то новое о своей сестре, но, в сущности, так ничего и не знаю. Да, что-то случилось».

– У вас лицо такое странное, – продолжала Лариса, подходя еще ближе. – Вам нехорошо?