Шрифт:
1
КОМНАТА БЫЛА узкой и длинной, с низким потолком. Эта комната обладала странным свойством — временами казалось, что она меняется в размерах. Впрочем, эту странность можно было отнести на счет богатого воображения тех, кто сюда попадал. В комнате царил невообразимый беспорядок — но и у любой другой хозяйки был бы не меньший кавардак.
На бесчисленных полках и полочках, тянущихся вдоль стен, стояло огромное множество разнообразных ящичков, коробочек, баночек и кувшинчиков — пересчитать их все смог бы разве что самый терпеливый и усердный наблюдатель. Большие ящики были тщательно разделены перегородками на более мелкие отделения, в которых хранились запасы сушеных трав, листьев, цветков, кореньев и стеблей, а также пакетики с драгоценными чужеземными пряностями.
Вдоль
На первый взгляд эта странная длинная комната казалась слишком темной и мрачной, но когда глаза вошедшего немного привыкали, он обнаруживал, что какой-то свет все же присутствует. Этот свет, вопреки всяким законам природы, почему-то собирался и держался рядом с занятыми своими делами обитателями. В это ясное весеннее утро обитателей было двое с половиной — если считать за половинку громадного пепельно-серого кота, который сидел на столе совершенно неподвижно, словно изваяние, так что его можно было счесть продолжением батареи бутылок с пробками в виде звериных морд.
Кот внимательно наблюдал за работающей девушкой. Могло даже показаться, что кот присматривает за ее трудами — все ли она делает правильно. Девушка полностью погрузилась в работу — она ритмично водила пальцами по гладкой круглой пластинке и, чуть склонив голову, следила взглядом за движениями своих пальцев.
Девушка была совсем молоденькая, ее светло-каштановые волосы были заплетены в тугие косы, бледное лицо с немного резковатыми чертами выражало глубокую сосредоточенность. Одета она была в невзрачное и довольно потрепанное домашнее платье темно-зеленого цвета, стянутое на талии широким рабочим поясом со множеством петелек и кармашков — для разных маленьких ножичков, домашних инструментов и прочих необходимых мелочей. Старое платье собиралось широкими складками, но все равно не скрывало по-детски тонкой фигурки девушки.
Твилла, ученица ведуньи Халди, прервала ненадолго свое занятие, поднесла правую руку к свету и внимательно осмотрела маленькие колпачки, надетые на кончики пальцев. Диск, по поверхности которого она только что водила пальцами, Твилла пристроила на колено, а левой рукой аккуратно сняла колпачки, которые успели протереться почти насквозь и казались сделанными из тончайшей, полупрозрачной паутинки. Девушка отложила использованные колпачки в сторонку и натянула на каждый палец по новому колпачку — их она взяла из коробочки, стоящей здесь же рядом, у края стола.
Надежно водрузив колпачки на пальцы, Твилла вернулась к прерванному занятию. Она полировала гладкую серебряную поверхность диска, проводя по ней пальцами — постоянно в одной и той же, неизменно повторяющейся последовательности, так что ритмичные движения ее пальцев образовывали на серебряной пластинке сложный, запутанный узор.
— Вверх и вниз, туда-сюда,Где солнце, воздух и вода!Сила выйдет на твой зовИзнутри, сквозь плоть и кровь!Такие вот песенки-считалочки обычно напевают маленькие девочки, прыгая через скакалку или играя с мячиком. Только эта песенка была чем-то большим, чем детская игра, и Твилла повторяла слова очень аккуратно — она знала, что нельзя ничего упустить или перепутать. Девушка полировала серебряное зеркальце по часу каждый день, и ничто не могло бы оторвать ее от этой кропотливой работы — разве что стены дома вдруг начали бы рушиться ей на голову.
Твилле было всего восемь лет — насколько смог определить содержатель сиротского приюта, — когда ее, неприкаянную бродяжку, схватили в порту во время очередной облавы. Время от времени городская стража устраивала такие облавы в целях поддержания общественного порядка. Как раз тогда ведунья Халди подыскивала себе ученицу — а в Варваде нашлось не так уж много семей, которые отдали бы свою дочь обучаться столь сомнительному и небезопасному ремеслу, тогда, в столь юном возрасте, Твилла хорошо усвоила суровые законы выживания — она была подозрительной, осторожной и всегда готовой постоять за себя. Но девочка не отпрянула в страхе, когда Халди, похожая в своем развевающемся плаще на странную и жутковатую птицу, указала на нее пальцем, выбрав среди пятерых претенденток.
Халди ни в малейшей мере не походила на добрую матушку — высокая и худая, с грубыми чертами лица. Когда она говорила, в ее голосе отчетливо слышались резкие, хрипловатые нотки — так говорят люди, привыкшие, чтобы им повиновались. И все же Твилла была очень довольна, что это именно она, а не какая-нибудь другая девочка покинула сиротский приют вместе с ведуньей. Ей приходилось идти очень быстро, то и дело переходя на бег, чтобы поспевать за широкими шагами своей новообретенной госпожи и наставницы.
За десять лет, которые прошли с той поры, Твилла много раз успела поблагодарить неведомые высшие силы, принимавшие участие в ее судьбе, за то, что ведунья Халди выбрала ее в ученицы. Шли долгие месяцы, долгие годы испытаний, но Твилла училась усердно — о, как же она училась! Девочка с такой же жадностью впитывала в себя новые знания, с какой потерявшийся в пустыне странник приникает к нежданно встреченному на пути источнику.
Целой жизни не хватит, чтобы овладеть в совершенстве ремеслом ведуньи, как любила повторять Халди. Она и сама до сих пор продолжала учиться, с каждым годом упорно наращивала свои силы и мастерство. А Твилла, хотя только-только начала постигать премудрости этого ремесла, уже овладела искусством чтения и письма и неплохо натренировала память. Девушка научилась крепко запоминать то, что действительно важно. Она знала теперь, на что годится множество самых разных трав и кореньев. Твилла часто сопровождала свою наставницу к роженицам или к больным и немощным, готовым вот-вот испустить дух, так что и сами обряды, и навыки в искусстве ведуньи сделались для нее привычными, стали почти что ее второй натурой, несмотря на то что девушка никогда еще по-настоящему не испытала на себе самой ничего подобного — ни родов, ни тяжелой болезни.
Та вещица, над изготовлением которой Твилла так усердно сейчас трудилась, предназначалась для нее — так распорядилась Халди. Где-то около трех месяцев тому назад ведунья сделала небольшое круглое зеркальце. Отражающая поверхность маленького диска выглядела тусклой и мутной, словно затуманенное оконное стекло. А тыльная сторона зеркальца была сделана из зеленоватого металла, причем каждый дюйм пластинки покрывала затейливая гравировка. В переплетении тонких, извилистых линий гравировки угадывались таинственные знаки и символы, кое-где проступали изображения каких-то причудливых животных, словно пойманных в сеть тонкой резьбы.
На долю Твиллы осталась завершающая часть работы — полировка отражающей поверхности диска до зеркального блеска. Девушка должна была отполировать зеркальце своими собственными пальцами, надев на каждый палец специальный колпачок из мягкой, шелковистой ткани, пропитанной вытяжками из разных растений. Когда Твилла полировала зеркальце, от непрерывного, размеренного трения колпачки нагревались и выделяли ароматические вещества — и благовонные, и дурно пахнущие, но все они были необходимы.
Девушка работала сосредоточенно, однако нельзя было сказать, что она при этом не видела и не слышала ничего, что творится вокруг. Твилла, конечно же, заметила внезапную перемену в поведении серого кота, который все это время сидел неподвижно и присматривал за ней хозяйским взглядом. Дымок вскочил, изогнул спину и распушил хвост, глядя желтыми глазищами с двумя узкими черными щелками зрачков на наружную дверь, которая находилась как раз у Твиллы за спиной. Из горла кота вырвалось низкое, воинственное урчание. Услышав этот звук, Халди, как по сигналу, оставила свое занятие — она сидела у очага и неторопливо, размеренно помешивала деревянным половником варево, кипевшее в маленьком котелке, — и повернулась к коту. Ведунья долгим, внимательным взглядом посмотрела на Дымка, потом сняла варево с огня, подняла цепочку, на которой висел котелок, и тоже посмотрела в сторону входной двери. Не отрывая глаз от двери, она вытерла руки о полотенце, заткнутое за тесемку фартука.