Зеркало судьбы

Точинов Виктор Павлович

– Посветить? – язвительно осведомилась Диана. – Конечно, вы тут ни при чём, Вадим Палыч. Мимо проходили. Равно как и я. Да?

Вадим часто заморгал. Свет ламп вестибюля слепил глаза, но ему всё равно удалось рассмотреть пистолет в руке следовательши.

– Надпись с ошибкой, – буркнул Вадим. – То послание, «подземелья оставьте мертвецам». Стилизация под старинную орфографию, но достаточно корявая. В слове «подземелий» только один ударный «е». Для редуцированных использовалась другая графема.

– Вы бы так не оплошали, да?

Вадим поморщился.

– Я понимаю, как всё это выглядит. Но я

правда ни при чём.

– А зачем было ретироваться через окно? Ладно, спишем на интровертивный склад характера, – вздохнула она, опуская пистолет. – На рельсах что-нибудь есть?

– А что, ваши здесь ничего не осматривали? – удивился Вадим.

– Нет, – Диана ловко спрыгнула с края платформы. – Нас сюда и не звали. Ирония-то в чём? Никто не пострадал. На Шигарёвской одному метростроевцу стало плохо с сердцем. Он там полчаса пролежал, не меньше. Хотели бы убить – ничто бы не помешало. Ан нет. Убийство – это совсем другой уровень. Это уголовка. То есть эти силы зла грань-то не переступают… Имущество – да, попортили. Но бравая вечерняя смена почти всё отмыла. Выходит, никаких нарушений закона нет. А за развенчание городских легенд сверхурочные не платят. Они пошли вглубь тоннеля. По сторонам змеились сплетения проводов.

– А мне не нравится это всё. С душком каким-то этот маскарад. Вот как здоровые мужики могли испугаться ряженой девки? Да хоть как она будь размалёвана! На станциях днём освещение отличное. И что, они томатный сок с кровью перепутали? И ни у одного не ёкнуло подбежать и помощь предложить?

– Скорее уж лопатой врезать, – буркнул Вадим.

– Ну или так. Вообще, в чём смысл? Разогнать строителей? Так свято место пусто не бывает, новые найдутся – сроки-то срывать нельзя. Для государя это метро как игрушка любимая. Сегодня звонили из столицы – Его Величество приедет на открытие. Вот не было ж печали!

– Может, это рабочие подстроили, чтобы прибавку к зарплате выпросить?

– Мистический коэффициент? – Диана закурила. – Умно слишком. И для наших никтофобов, которые подписи против метро собирают – тоже…

Она споткнулась. Вадим еле успел подхватить её.

– Неудобно же, – не выдержал он. – Как вы на этих каблуках?..

– Привычка, – Диана улыбнулась. – Помню, вернулась я сюда после войны. Иду по дворцовому проспекту – грязная, в шинели, в огромных сапогах. А май, между прочим. И девицы порхают. И не девицы, а очень даже тётки, тоже порхают. И все – в платьицах, на каблучках, тонкие-звонкие. И ведь, зараза, парни на них смотрят, а не на меня, орденоносную героиню. Я-то думала, приеду… а, ладно. В общем, я на всю первую зарплату купила туфли. На каблучках, само собой. С бантиком.

Надя бы так не сглупила. Надя аккуратно вписывала доходы и расходы в разлинованную тетрадку. Надя ходила в удобных ботиках на плоском ходу.

Диана резко остановилась. Выхватила фонарь из руки Вадима, склонилась над рельсами.

– Парик? – Вадим, щурясь, вглядывался в тёмный комок пакли. – А это что за пятна? Кровь?

– Вот не знаю, – посерьёзнела Диана. – Тихо!

Он послушно затаил дыхание. Естественно, сразу же темнота тоннеля ожила, превратилась в хищную бездну шорохов. В завываниях ветра угадывалось чьё-то надсадное, хриплое дыхание. Господи, чем он, Вадим, думал? Восемь метров земли над головой, никто

не услышит… Они тут вдвоём, один пистолет на двоих.

Точнее, так – очень хорошо, если они вдвоём.

– Нервы, мать их, – Диана закусила губу.

Что-то гулко ударилось о рельсы – совсем близко! – и тяжёлое дыхание превратилось в вой, полный боли и отчаяния. Луч фонаря выхватил из темноты изъеденное язвами лицо. Пустые глазницы. Безгубый рот. За гнилыми пеньками зубов шевелилось что-то чёрное.

Фонарь выпал из разжавшихся пальцев Дианы, лязгнул о рельсы. Ослеплённый темнотой, Вадим, заорав, шарахнулся назад – и не смог удержать равновесия. Локоть обожгла острая боль. Что-то сжало его лодыжку.

– Беги! – крикнул он. Точнее, попытался крикнуть – из горла вырвалось жалкое сипение.

Громыхнул выстрел. Сквозь звон прорвался крик Дианы:

– Живой? Задело?

– Нет, – заорал он, но собственный голос доносился как сквозь вату.

Вспыхнул огонёк – слабый, дрожащий. Спичку зажгла, понял Вадим.

Оно было мертво. В копне спутанных волос что-то маслянисто поблескивало.

– Что это было? Ты видела? Видела?

– Отойди, – хрипло проговорила Диана. – Быстро. И не трогай это. Не смей.

– Оно заразное? – охнул Вадим.

– А я знаю? – выкрикнула Диана. Лицо её исказилось от боли – спичка обожгла пальцы и погасла.

Вадим несильно встряхнул её за плечи.

– Сходи на станцию, приведи дежурного. А я побуду здесь. Само оно не уйдёт, конечно, но за ним могут прийти другие. А нам нужны улики. Так ведь?

– Д-да, хорошо. А ты что – один? В темноте? С трупом?

– Уже доводилось, – поморщился он.

…Этого не могло быть. Но это было. Остановившийся взгляд. Струйка крови по щеке. И обжигающее отчаяние.

А ведь он даже не видел, как это произошло. Как и всегда, Вадим должен был лезть вторым – после того, как передаст Владу, уже забравшемуся на гребень забора, сумку с динамитом. Вытянутые руки дрожали от напряжения: взрывчатки было около тридцати килограмм. Потом стало легко – Вадим услышал, как сумка гулко шлёпнулась на промёрзшую землю по ту сторону забора. Поднял взгляд. Успел увидеть, как Влад нелепо взмахнул руками, услышал лязг железа и короткий, неприятный хруст. Через секунду Вадим уже был наверху. И с трехметровой – смешной, детской! – высоты глядел на Влада, распростёртого на груде острых железных обломков – только руки и лицо белели в свете фонаря.

Вадим тревожно обернулся на вспышку света. Это Диана, отошедшая уже метров на двадцать, чиркнула спичкой.

– Чуть что, стреляй! – крикнула она в темноту. – Без рефлексий! Ясно?

Мысли – яркие и чёткие, как слова на плакате.

Плавильщики придут в четыре. Олег – наш. Он проведёт к генератору. На всякий случай можно взять у Влада револьвер. Влад, честно говоря, даже хуже стреляет, – просто казалось само собой разумеющимся, что оружие понесёт он. Устанавливать взрывчатку сотню раз тренировались в заброшенных деревнях. Одному сложнее, конечно, времени мало. Но ничего невозможного. Так что – ничего не изменилось. Оставалось пойти и сделать. Закончить начатое.