Зеркало судьбы
Шрифт:
– А потом, за завтраком – бантики, сумка с учебниками, мам, передай сахар – сидишь и улыбаешься. Ему. И в коридоре, шёпотом, что будешь в его комнате в два. И нет, конечно, не задержишься. Ни на минуту.
Ужас какой, Диана Николаевна.
– И знаешь, выходит, я ведь сама напрашивалась. Он не заставлял. Ни разу. Только фотографии с работы нет-нет, да забудет на столе. Или придёшь комнату, а там – ерунда, мелочь – книжки на столе не так сложены. Или окно приоткрыто. Не как утром. И всё. Что? Мать, говоришь? Он же братик старший. Не поверила бы. Я ей потом – после войны, кстати, рассказала. Про
Надя читала книгу за столом. Свет лампы падал на её лицо – мягкая, спокойная улыбка, ласковый взгляд.
Чему радоваться-то? Муж возвращается за полночь.
– Вадюша, ты не замёрз? – она поднялась ему навстречу. – Там ведь дождь прошёл. Хочешь чая?
– Надя, я тебе изменил, – проговорил он – медленно, раздельно, ощущая свинцовую непоправимость своих слов. – Ты поняла?
– Вадюша, ну что же ты так переживаешь! – она всплеснула руками. – Ну бывает. Мужчины, они вообще полигамны. Это ведь была приличная женщина? А то я могу завтра пригласить Ивана Францевича из сорок пятой. Он специалист по…ну, всяким недугам. А сейчас – разувайся, тебе же на работу к восьми, надо выспаться…
И вот тут ему стало страшно.
Она вообще – человек?
Диана не сразу его заметила. Она, казалось, вообще ничего не замечала. Шла по улице неловкой, дёрганой походкой, на губах играла странная улыбка.
– Я тебя полдня искал! – Вадим подбежал к ней, схватил за руку. – Куда ты пропала?
– Я там была, – перебила она его. – В том доме. В его комнате. Там всё как тогда. И ничего, – взвился её голос. – Ничего! Я смогла, понимаешь?
– Убила его? – охнул Вадим.
– Пока нет, – она нехорошо усмехнулась. – Но это пока. Я знаю, где он. Там же все его документы остались. Слушай. Он работал в изоляторе на Старосвятской улице. Да знаю я, что такой нет!
Вадим поёжился, поймав сочувственный взгляд прохожего.
– Зато есть кладбище с таким названием. То самое, из-за которого старухи подписи против метро собирают.
– Но на кладбище нет никаких больниц!
– На кладбище – нет. А под кладбищем? Это центр города, там катакомбы ещё с пятого века. И понятно, кстати, как мёртвые девочки, которые не мёртвые и не девочки, в тоннель попадали.
– Да зачем же строить больницу под землёй? – беспомощно воскликнул Вадим.
– Не больницу. Специзолятор. Медицина – наука в первую очередь экспериментальная.
Вадим неуверенно кивнул. Вспомнилось что-то из детства – тихий голос Влада, рассказывающего про тайный город под землёй, где ждут своего часа живые мертвецы. Какие-то школьные страшилки про забытый лепрозорий.
– У них, похоже, симбиоз с твоим братишкой. Он им – защиту, так как с биологическим оружием режим свергать как-то веселей, они ему – исследования. Ну и парочку чудовищ напрокат. Зачем? Да это как раз понятно, – отмахнулась Диана. – Хорошая затея: распугать метростроевцев, чтобы на вакантные места пристроить своих людей. Ведь чем выше концентрация пламенных сердец среди станционного персонала, тем легче подстроить теракт после открытия. Я уже написала обо всём в полицию, отправила заказным письмом. Завтра оно дойдёт.
– Почему завтра?
– На сегодня у меня свои планы. Тебя не зову. Хотя почти уверена, что и твой брат там неподалёку. Ты ведь для этого меня искал?
– Не совсем. Ты послушай. Просто послушай.
Вадим достал из портфеля книгу с библиотечным штампом на обложке. Перевернул несколько страниц, начал читать:
– «Было ему немногим за пятьдесят. Высокий, молодцеватый, он носил волосы на косой пробор и не спускался в столовую без галстука – истинное дитя своей эпохи, чопорных восьмидесятых. Курил он всегда вишнёвый табак – этот запах, казалось, навечно»…
– Что это за дрянь? – хрипло спросила Диана. – Про галстук. Про табак. Я не говорила.
Он протянул ей книгу.
– Двадцать пятый год. «Дилемма отца Якоба». Ты не могла не читать. Тогда все с ума сходили по этим историям про прелата-детектива. И когда ты вчера рассказывала мне, я вдруг вспомнил, кого твой дядя мне напоминает. Ну смотри, один в один! И там ещё дальше…
– То есть я его выдумала, – медленно, врастяжку произнесла Диана. – Вся комната заставлена его барахлом. Одежда. Документы. Старые фотографии. Но я его придумала, конечно. Прочитала эту твою книжку – и придумала зачем-то. Зачем, не подскажешь?
Сейчас никакие слова не могли быть правильными.
– Тебе нужен был ужас, чтобы его преодолеть. Чтобы почувствовать себя сильной, – жалкие, картонные слова давались с трудом. – Он был тебе нужен, чтобы ты стала собой.
– Очень нужен. Прям-таки необходим. Разве можно сформироваться как личность без дядюшки-извращенца? – её голос был спокойным. – Знаешь что? Ты сейчас разворачиваешься и уходишь. Очень быстро, потому что я, чёрт возьми, не железная!
Вадим тупо таращился на потёртый переплёт. Надо обратно в библиотеку отнести. Вернуть Наде ключи от зала. А она будет улыбаться. Она ведь всегда улыбается.
А ещё никогда не болеет. Ни о чём не просит. Ни на что не обижается. Не задаёт неудобных вопросов. Любовь, мать её, и забота. И ничего кроме.
Края обложки впились в пальцы.
Идеальная жена. Такое же амплуа, как и учёный-маньяк. Как и фанатик-пассионарий.
Вадим рванул на себя дверь зала каталогов. Полная женщина, привстав из-за конторки, что-то гневно залопотала ему вслед.
Нади не было. На спинке стула висел её бежевый жакет, на столе лежала раскрытая книга. Та же, что и неделю назад.
– Да что вы себе позволяете! – толстуха вцепилась в его рукав. От неё пахло дешёвыми духами, лекарствами и квашеной капустой. Почему-то это нелепое сочетание успокаивало. – Это государственное учреждение!
– Где Надя?
Сейчас она спросит: «Какая Надя?». И останется только шагнуть в окно. Хотя ведь невысоко. Высота – метра три…
– Вышла. На пять минут. К посетителю. И нечего тут дверью хлопать!
Мальчишка сидел на кладбищенской скамье и задумчиво жевал рогалик. При появлении Вадима сразу вскинулся, развернул газету – с проверченными дырочками, надо полагать – и стал изображать увлечённое чтение.