Зеркало теней

Веселый зов весенней зелени,

Разбег морских надменных волн,

Цветок шиповника в расселине,

Меж туч луны прозрачный челн,

Весь блеск, весь шум, весь говор мира,

Соблазны мысли, чары грез,—

От тяжкой поступи тапира

До легких трепетов стрекоз,—

Еще люблю, еще приемлю,

И ненасытною мечтой

Слежу, как ангел дождевой

Плодотворит нагую землю!

Какие

И в бурях шумных, и в тиши,

Но цел мой дух, и не растрачены

Сокровища моей души!

Опять поманит ли улыбкой

Любовь, подруга лучших лет,

Иль над душой, как влага зыбкой,

Заблещет молний синий свет,—

На радости и на страданья

Живым стихом отвечу я,

Ловец в пучине бытия

Стоцветных перлов ожиданья!

Приди и ты, живых пугающий,

Неотвратимый, строгий час,

Рукой холодной налагающий

Повязку на сиянье глаз!

В тебе я встречу новый трепет,

Твой лик загадочный вопью,—

Пусть к кораблю времен прицепит

Твоя рука мою ладью.

И, верю, вечностью хранимый,

В тех далях я узнаю вновь

И страсть, и горесть, и любовь,

Блеск дня, чернь ночи, вёсны, зимы!.

1911

Мысли священные, жальте

Жалами медленных ос!

В этой толпе неисчетной,

Здесь, на вечернем асфальте,

Дух мой упорный возрос.

В этой толпе неисчетной

Что я? — лишь отзвук других.

Чуткое сердце трепещет:

Стон вековой, безотчетный

В нем превращается в стих.

Чуткое сердце трепещет

Трепетом тонкой струны,

Слышит таинственный ропот…

Шар электрический блещет

Мертвым лучом с вышины.

Слышит таинственный ропот

Сердце, в молчаньи толпы.

Здесь, на вечернем асфальте,

Словно предчувствие — топот,

Даль — словно в вечность тропы.

Здесь, на вечернем асфальте,

Дух мой упорный возрос.

Что я? — лишь отзвук случайный

Древней, мучительной тайны.

Мысли священные, жальте

Жалами медленных ос!

25 июня 1910

Снова, с тайной благодарностью,

Глубоко дышу коварностью

В сердце льющейся весны,

Счастье тихое предчувствую,

И живой душой сопутствую

Птицам в далях вышины.

Снова будут сны и радости!

Разольются в поле сладости

Красных кашек, свежих трав.

Слух занежу в вешней прелести,

В шуме мошек, в легком шелесте

Вновь проснувшихся дубрав.

Снова ночи обнаженные

Заглядятся в воды сонные,

Чтоб зардеться на заре.

Тучка тонкая привесится

К золотому рогу месяца,

Будет таять в серебре.

Эти веянья и таянья,

Эти млеянья и чаянья,

Этот милый майский шум,—

Увлекая к беспредельности,

Возвращают тайну цельности

Снов и мира, слов и дум…

1911

Идут года. Но с прежней страстью,

Как мальчик, я дышать готов

Любви неотвратимой властью

И властью огненной стихов.

Как прежде, детски, верю счастью

И правде переменных снов!

Бывал я, с нежностью, обманут

И, с лаской, дружбой оскорблен,—

Но строфы славить не устанут

Мечты и страсти сладкий сон.

Я говорю: пусть розы вянут,

Май будет ими напоен!

Всё прошлое — мне только снилось,

Разгадка жизни — впереди!

Душа искать не утомилась,

И сердце — дрожью жить в груди.

Пусть все свершится, — что б ни сбылось! —

Грядущий миг, — скорей приди!

Вновь, с рыбаком, надежды полный,

Тая восторженную дрожь,

В ладье гнилой, бросаюсь в волны.

Гроза бушует вкруг. Так что ж!

Не бойся, друг! пусть гибнут челны:

Ты счастье Цезаря везешь!

1911

Ты вновь меня ведешь, и в отдаленья, робко,

Иду я за тобой,—

Сквозь сумеречный лес, среди трясины топкой,

Чуть видимой тропой.

Меж соснами темно; над лугом тенью бледной

Туман вечерний встал;

Закатный свет померк на выси заповедной

Даль оградивших скал.

Мне смутно ведомо, куда ведет дорога,

Что будет впереди…

Но если шаг порой я замедляю, — строго

Ты шепчешь мне: иди!

И снова мы пройдем по кручам гор, по краю

Опасной крутизны.

Мир отойдет от нас, и снова я узнаю

Все счастье вышины.

На горном пастбище, меж сосен оголенных,