В такие дни

В стозарном зареве пожара,

Под ярый вопль вражды всемирной,

В дыму неукрощенных бурь,—

Твой облик реет властной чарой:

Венец рубинный и сапфирный

Превыше туч пронзил лазурь.

Россия! в злые дни Батыя,

Кто, кто монгольскому потопу

Возвел плотину, как не ты?

Чья, в напряженной воле, выя,

За плату

От Чингис-хановой пяты?

Но из глухих глубин позора,

Из тьмы бессменных унижений,

Вдруг, ярким выкриком костра,—

Не ты ль, с палящей сталью взора,

Взнеслась к державности велений

В дни революции Петра?

И вновь, в час мировой расплаты,

Дыша сквозь пушечные дула,

Огня твоя хлебнула грудь,—

Всех впереди, страна вожатый,

Над мраком факел ты взметнула,

Народам озаряя путь.

Что ж нам пред этой страшной силой?

Где ты, кто смеет прекословить?

Где ты, кто может ведать страх?

Нам — лишь вершить, что ты решила,

Нам — быть с тобой, нам — славословить

Твое величие в веках!

1920

Вой, ветер осени третьей,

Просторы России мети,

Пустые обшаривай клети,

Нищих вали по пути;

Догоняй поезда на уклонах,

Где в теплушках люди гурьбой

Ругаются, корчатся, стонут,

Дрожа на мешках с крупой;

Насмехайся горестным плачем,

Глядя, как голод, твой брат,

То зерно в подземельях прячет,

То душит грудных ребят;

В городах, бесфонарных, беззаборных,

Где пляшет Нужда в домах,

Покрутись в безлюдии черном,

Когда-то шумном, в огнях;

А там, на погнутых фронтах,

Куда толпы пришли на убой,

Дым расстилай к горизонтам,

Поднятый пьяной пальбой!

Эй, ветер с горячих взморий,

Где спит в олеандрах рай,—

Развевай наше русское горе,

Наши язвы огнем опаляй!

Но вслушайся: в гуле орудий,

Под проклятья, под вопли, под гром,

Не дружно ли, общею грудью,

Мы новые гимны поем?

Ты, летящий с морей на равнины,

С равнин к зазубринам гор,

Иль не видишь: под стягом единым

Вновь сомкнут древний простор!

Над нашим нищенским пиром

Свет небывалый зажжен,

Торопя над встревоженным миром

Золотую зарю времен.

Эй, ветер, ветер! поведай,

Что в распрях, в тоске, в нищете,

Идет к заповедным победам

Вся Россия, верна мечте;

Что прежняя сила жива в ней,

Что, уже торжествуя, она

За собой все властней, все державней

Земные ведет племена!

7 октября 1920

Ломая кольцо блокады,

Бросая обломки ввысь,

Все вперед, за грань, за преграды

Алым всадником — мчись!

Сквозь жалобы, вопли и ропот

Трубным призывом встает

Твой торжествующий топот,

Над простертым миром полет.

Ты дробишь тяжелым копытом

Обветшалые стены веков,

И жуток по треснувшим плитам

Стук беспощадных подков,

Отважный! Яростно прянув,

Ты взвил потревоженный прах.

Оседает гряда туманов,

Кругозор в заревых янтарях.

И все, и пророк и незоркий,

Глаза обратив на восток,—

В Берлине, в Париже, в Нью-Йорке,—

Видят твой огненный скок.

Там взыграв, там кляня свой жребий,

Встречает в смятеньи земля

На рассветном пылающем небе

Красный призрак Кремля.

4 декабря, 1920

Ты постиг ли, ты почувствовал ли,

Что, как звезды на заре,

Парки древние присутствовали

В день крестильный, в Октябре?

Нити длинные, свивавшиеся

От Ивана Калиты,

В тьме столетий затерявшиеся,

Были в узел завиты.

И, когда в Москве трагические

Залпы радовали слух,

Были жутки в ней — классические

Силуэты трех старух.

То народными пирожницами,

То крестьянками в лаптях,

Пробегали всюду — с ножницами

В дряхлых, скорченных руках.

Их толкали, грубо стискивали,

Им пришлось и брань испить,

Но они в толпе выискивали

Всей народной жизни нить.

И на площади, — мне сказывали, —

Таи, где Кремль стоял как цель,

Нить разрезав, цепко связывали

К пряже — свежую кудель,

Чтоб страна, борьбой измученная,

Встать могла, бодра, легка,

И тянулась нить, рассученная

Вновь на долгие века!

5 октября 1920

Не в первый раз твои поля

Обозреваю я, Россия;

Чернеет взрытая земля,

Дрожат, клонясь, овсы тугие

И, тихо листья шевеля,

Берез извилины родные.

Вот косогор, а вот река,

За лесом — вышка колокольни;

Даль беспредельно широка,

Простор лугов, что шаг, раздольней;

Плывут неспешно облака,

Так высоко над жизнью дольней.

Вы неизменны, дали нив,

Где свежий колос нежно зреет!