Зеркало вод
Шрифт:
— Я предпочитаю видеть ее такой, — сказал Жан-Мари. — Ведь заводные куклы не плачут и не устраивают сцен ревности. Если бы можно было ее укладывать в коробку, как только она закончит свой менуэт, и вынимать оттуда лишь время от времени, чтобы завести тремя оборотами большого ключа, Жюльен был бы куда счастливее.
Казалось, «Сан-Хосе» причаливает к вымершему городу. Ни на пристани, ни возле кораблей не было заметно никакого движения. Краны были неподвижны. Единственно, кого можно было увидеть
Туристы сходили по трапу со своими тяжелыми чемоданами. Слова прощания, поцелуи, долгие объятия, сопровождавшиеся похлопыванием по спине, и даже слезы — знаки симпатии, дружбы и нежности — чувств, родившихся за несколько дней путешествия. Едва они успели расцвести, как им было суждено угаснуть. Это расставание, наступившее слишком быстро, напоминало эволюцию любой страсти — только убыстренную. Не существует ни любви, ни дружбы без прощания и забвения, и легче разлучиться со случайными друзьями, подчиняясь требованиям жизни, чем продолжать оставаться вместе. Каждое прощание — это прообраз смерти, ибо свидания больше не будет. Никогда.
— Прощайте, — сказал старый адвокат. — Вы уезжаете, а мы остаемся здесь, в заточении.
Когда он обнял Ирен, она не могла удержаться от слез. Это верно, они возвращались в страну, где им ничто не угрожает, оставляя своих друзей в руках государства, которое в любую минуту могло их стереть в порошок. Ирен понимала, что этот момент, вызвавший волнение у большинства путешественников, ей грозил значительно большими утратами. Она уже как-то говорила об этом со своим любовником. Актер спросил ее:
— Что ты будешь делать, когда вернешься?
— Боюсь, что снова превращусь в благоразумную особу. Я знаю себя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вернусь в Париж, где меня ждет работа. А между тем…
— Между тем, что?..
— Я люблю тебя.
Прежде чем опять сесть в самолет, который улетал на следующий день после полудня, французам предстояло провести ночь в молодежной гостинице. Жюдит, как всегда повиснув на руке Аргентинца, объявила:
— Дети мои, не рассчитывайте на меня в этом монастыре. Я не могу терять ни ночи, ни часа, ни минуты. Увидимся завтра в аэропорту.
— Ты не опоздаешь на самолет? — спросил Жюльен.
— Не беспокойся, дедушка. Ты устроил нам отличную прогулку и не в ответе за то, что произошло.
Аргентинец распрощался со своими друзьями, пожав каждому руку. Когда же подошла очередь актера, он заключил его в свои объятия и нежно похлопал по спине. «Что за мания у этих мужчин-иберийцев — без конца обниматься и целоваться, — с раздражением подумала Ирен. — И потом, эти двое остаются здесь. Ведь это мы уезжаем! А они будут видеться ежедневно». Подхватив свой чемодан и чемодан Жюдит, Аргентинец со своей подругой ушел искать такси. Ирен позавидовала Жюдит. У нее с актером все складывалось не так просто.
— Раз уж у них такая любовь, — сказала Софи, — почему бы Жюдит не остаться тут? Или она могла бы вернуться после того, как уладит все свои дела в Париже…
— Он этого не хочет, — сказала Ирен. — Он считает себя недостойным Жюдит.
— Да он просто увиливает, — вмешалась Моника.
— Нет, по-моему, у него это совершенно искренне. Он ведь ненормальный. Вы знаете Жюдит, у нее просто дар притягивать к себе подобных типов.
А перед Ирен стояла совсем другая проблема. Похоже, актер был очень взволнован этими забастовками, в ему хотелось поскорее узнать новости, наладить контакты.
— Встретимся вечером, — сказал он Ирен. — У меня.
— Почему ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой сейчас?
— Друзья могут меня неправильно понять, если я заявлюсь домой с какой-то иностранкой.
— Я не какая-то иностранка.
— Но я ведь выражаю их точку зрения. Поставь себя на их место. Они сочтут, что я пренебрегаю правилами конспирации и подвергаю всех риску.
— Но по отношению ко мне это нелепо!
— Здесь вопрос принципиальный. Достаточно кому-нибудь увлечься, и вся организация может быть предана, разгромлена. Пойми меня и не обижайся. Ну скажи, что ты понимаешь меня.
— С трудом.
Ирен вновь увидела его печальную улыбку, но на этот раз она не находила в ней ничего трогательного. Улыбка провинившегося ребенка, который пытается солгать. Впечатление слабости, вызывавшее у нее желание защитить его, взять на руки, оказалось обманчивым. Она почувствовала, что перед нею человек сильный и жестокий, почти враг.
Актер дал ей свой адрес и объяснил, как добраться до его дома. Это было довольно далеко, почти в пригороде.
— Я разочарована, — сказала Ирен.
— Главное, поезжай трамваем и не вздумай брать такси. Это крайне важно. Водители такси, как правило, работают на полицию, и, даже если ты остановишься, не доезжая дома, они все равно догадаются, что ты едешь ко мне.
— Ну и что?
— Тебе этого не понять.
— Нет, я начинаю понимать.
— Что именно?
— Я тебе мешаю, я лишняя!
Он пытался возразить, но Ирен видела, что он спешит и думает только о том, как бы поскорее уйти. Когда он исчез, она вернулась к своей группе.
Всю вторую половину дня она не выходила из гостиницы и пролежала в постели. Она говорила себе: «Я нужна была ему только на время круиза, теперь я лишняя». Вечером несколько туристов из их группы решили отправиться поужинать в парке с аттракционами. Ирен намеревалась пойти с ними. Она спрашивала себя, в чем больше мазохизма: пойти кутить с компанией или встретиться с актером. Она выбрала последнее. Кажется, ее не столько прельщало свидание с актером, сколько длинная и невеселая поездка в трамвае по угрюмым улицам незнакомого города.