Зерно на мельницу
Шрифт:
Но если вы стремитесь к свободе, если такие слова, как освобождение, свершение, озарение или жизнь в Боге, имеют для вас какой-то смысл, тогда хорошей жизнью вступают на путь "домой". Многие из вас в этой жизни прошли от ужасающей занятости своими неврозами,, своими достижениями, своей карьерой, своей мелодрамой, и пришли к тому, что могут посмеяться. Вы можете сказать: "Ну разве это мелодрама!" И речь не о чьей-нибудь, а о вашей. Некоторые из вас заняты не столь своим неврозом, как неврозом всего общества, потому что вы начали принимать свою личность немножко менее серьезно. Она тут, как и ваше тело - вы его расчесываете, моете, чистите, одеваете, перемещаете туда-сюда, любите, нежите, стимулируете, им наслаждаетесь. Это ваш храм в пути. Личность ваша - просто еще один покров, укрытие. Но многие из вас уже понимают,
Мы вместе уже столько лет, вместе прошли столько дорог. И я терялся не раз, как и многие из вас. Сейчас в большинстве лекций я почти вовсе перестал говорить о своей личной истории, не потому что дон Хуан мне это велел, но просто это стало каким-то ограничивающим условием. Скорее я говорю сейчас о том, как это происходит, когда ты волен играть с Богом всю оставшуюся жизнь.
Но все же кое что нужно сказать. Мне просто хотелось бы проиграть немножко "его историю". В 1970 г., когда я уже три года как вернулся из Индии и вот-вот должна была выйти книжка "Быть здесь и теперь", я был изрядно потрясен тем, насколько я заблудился в миру. Я помчался обратно в Индию к своему гуру. Когда я прибыл туда, он спросил: "Ты что тут делаешь? " А я сказала "Вот, я недостаточно чист, чтобы делать то, что предполагал. Я даже не знаю - что, но я недостаточно чист, тгобы это делать". Он стукнул меня по голове, дернул за бороду и сказала "Ты будешь".
Год и месяц я следовал за ним по всей Индии и всякий раз, когда я хотел его повидать, он меня выгонял. Другим он позволял месяцами быть с ним, а я приду, и он мне говорит: "Уходи. Поезжай в Дели!" Поезжай туда, поезжай сюда. У меня было немало приключений, и всякий раз когда я возвращался и говорила "Махарадж-джи, вы обещали, что сделаете меня достаточно чистым". А он просто смеялся и говорила "Ты будешь".
В конце концов правительство Индии вытурило меня из страны из-за проблем с визой. Позвольте мне объяснить, что когда я в тот раз попал в Индию, Махарадж-джи сказал: "Сколько ты хочешь пробыть?". Я сказала "Не знаю, я хочу навсегда - остаться". Что было неправдой, но я считал, что должен так сказать. А он говорит: "Как насчет марта?" Был февраль, и я сказала "Вы хотите сказать - месяц?" Махарадж-джи говорит: "Правильно - год с марта месяца". Так и обернулось, что как раз через год с марта месяца индийское правительство меня вытурило. Сейчас не видно никакой связи между предсказанием Махарадж-доки и действиями правительства, но если ты начинаешь понимать, как эта игра работает, то не станешь полагаться на кого-то, пока можно его вытурить. Не знаешь больше, кто на кого работает. И сделано-то это даже не на этом плане, вот что странно. Когда правительство вот-вот должно было меня вытурить, я сказал: "Махарадж-джи, вы же обещали". Я полагал, что когда буду достаточно чист, я почувствую себя чистым. Я не знал - какое это будет ощущение, но знал, что иное, чем то, как я себя обычно чувствую. Тут он говорит: "Вот, съешь это манго". Ну, я прочел немало святых книг, вот я и рассчитывала "Это и есть то самое манго". Я забрал его в ванную, чтобы не пришлось ни с кем делиться. Я не знал высадить ли семя, чтобы у меня было еще, или этого будет достаточно. Я съел манго и ничего не случилось. Это было просто хорошее манго.
Потом я уезжал в Америку, и он сказал: "Я никогда не допущу, чтоб Рам Дасс сделал в Америке что-нибудь дурное". "Отлично!" - подумал я, "Заставим его сдержать слово". Вот я вернулся в Америку и опять начал делать свое дело. И малопомалу мирские влияния начали доставать меня. Легко было оставаться сосредоточенным на Боге, сидя в храме в Индии. Особенно тот год. Там происходила одна огненная церемония. К концу девятидневной церемонии берешь то, от чего хочешь избавиться, и бросаешь в огонь. Я хотел избавиться от вожделения. Помимо всего прочего, мне тогда исполнилось сорок лет: довольно уж! Я этим был всецело занят лет тридцать. Если мне этого недостаточно до сих пор, значит всегда будет недостаточно, вот я и решил от этого отказаться. Я и бросил это в огонь.
На другой день был праздник Рам Лила. Должны были сжигать огромное соломенное чучело Рамны. Равана - плохой парень из "Рамаяны": у него грандиозное это и десять голов, все исполненные желания.
Месяца три это как будто действовало. А потом, сижу в двухэтажном автобусе в Лондоне и замечаю, что глаза мои поглядывают на тротуар, следуя за каким-нибудь привлекательным существом на улице. "Хо-хо!" - подумал я, "ну вот опять". Вот так я и вернулся на Запад, снова готовый быть духовным учителем. Я собирался снова поехать в Индию через два года: т.е. в 1974 году, но Махарадж-джи уже оставил тело, интеллект мой меня спросила "Куда же он мог уйти?". Потому что иной раз в прошлом я сиживал с ним, видел его физическое тело, а затем успокаивался в медитации и ощущал его присутствие на другом плане. Тело мое начинало сотрясаться от Шакти, от того количества энергии, которая исходила из этих разных планов. Я переходил с плана на план, встречая его везде.
Я припомнил рассказ, который вы, может быть, слыхали, о Рамана Махарши. Он умирал, а его последователи говорили: "Баба-Лжи, не оставляй нас, пожалуйста. Исцели себя". А он говорит: "Нет, тело это изнурено". Они опять: "Не оставляй нас, не оставляй?. А Рамана Махарши сказала "Бросьте эти глупости, куда я могу уйти?". Это казалось мне самым лаконичным утверждением иллюзорности тела. Но где-то во мне самом была совсем иная история. Я знал, что я еще не пропечен как следует; "пекарем" был Махарадж-джи, а он как раз ушел.
Когда тело Махарадж-джи сжигали, разные люди видели разные вещи. Большинство плакали, причитали и, как и я, чувствовали, что потеряли своего Гуру. А один человек стоял у огня, просто смеялся и пел: "Шри Рам Джон Рам Джон Джай Рам" - всю ночь напролет. На другой день его спросили: "Почему ты смеялся и пел?" А он говорит: "Махарадж-джи сидел и смеялся, а Рам поливал гхи, очищенное масло, ему на голову, чтобы он скорей сгорел; а Брахма, Вишну и Шива и все боги и богини посыпали его цветами, и все были счастливы". Так вот, был ли этот человек в заблуждении, или это была реальтость?. Одна женщина видела, как Махарадж-джи приподнялся на локте и помахал ей, как бы говоря: "Не расстраивайся, Ма!", лег снова и сгорел.
Два года после этого я соединял все, чему научился от своего Гуру, жил и учил сколь возможно лучше, надеясь, что его слова: "Никогда не допущу, чтобы Рам Дасс сделал в Америке что то дурное" означают, что моя нечистота не будет создавать кармы для других людей. Я делал кое-что, чтобы держаться, как умел. У меня был фольксваген и я выезжал, скажем, в пустыню в Аризоне для уединения месяца на полтора. Таким путем я многое вычистил в саоей игре. В те годы я раз в год принимал кислоту, чтобы выяснить, что я забываю, раскрыть все эти тонкие, неосознанные ухищрения, при помощи которых я обманываю себя самого.
Один раз я принял ее в Среднеамериканском мотеле в Салина, штат Канзас; это было в моей поездке по Центральной Америке, а последний раз я принимал кислоту за три года до того в Аризоне. Хотя я постоянно ощущал присутствие Махарадж-джи, мне все же хотелось испытать его еще сильнее, потому что - это мой путь, а я хотел идти дальше.
Затем летом 1974 г. в институте Парены я вел курс "Бхагавад Гиты", на который, как я чувствовал, Махарадж-джи дал свое благословение. В этом институте я попал в совсем иное окружение, т.к. Трунгпа Ринпоче представлял другую традицию. Я оказался в некотором затруднении, потому что моя традиция была несколько аморфной по сравнению с твердостью традиции тибетской. Мы с Трунгпа вместе выступили в нескольких телепередачах. Одна была - о традициях, и я чувствовал себя банкротом. Махарадж-джи передал мне любовь и служение, но я ничего не знал о его биографии. Я не знал, - как рассказать о том, что проходит через меня, в терминах формальной традиции. Я также все больше закручивался в мирской спектакль и чувствовал себя все более и более подавленным и лицемерным. Так что к концу лета я решил вернуться в Индию. Я не знал, что я там найду, - во всяком случае съезжу. Я знал, что я уже иной, чем десять лет назад, но я кое в чем еще не был готов к тому, что считал себя обязанным делать.