Жаб Жабыч и другие истории
Шрифт:
Через полгода их развелось несчётное количество. Они встречались на всех помойках, бегали по всем стенам вплоть до шестого этажа, залезали в автомобили.
Дети ловили их и приклеивали к ботинкам или привязывали верёвками. Получались такие летние коньки.
Тараканы были необычной силы и легко катали детей. Самое главное, надо было держать ноги вместе, потому что тараканы всё время норовили бежать в разные стороны, и неопытный, слабоногий конькобежец немедленно растягивался
А Жаб Жабыч жутко обрадовался тараканам. Когда он поймал на кухонной плите первого и съел его, он заявил:
– Наконец-то научились хорошо готовить!
Он ловко хватал тараканов своим клейким языком и с наслаждением хрустел хитиновым покровом насекомых.
Но вот однажды произошло одно совершенно неординарное событие.
Жаб Жабыч, как всегда, сидел на одном из кресел возле своей (в прошлом собачьей) будки и читал газету. Вдруг он замер, буквально застыл с разинутым ртом и сидел так минуту ровно.
– Что это с ним? – спросила мама.
– Прочёл что-то нехорошее, – ответил папа. – Он всегда так: когда встречает какую-нибудь жуть, сразу отключает мозги на какой-то период. Не хочет этого знать.
Мама взяла из рук замершего Жаб Жабыча газету и прочла: «Институт генетики им. Вл. Ильича Ленина разыскивает пропавший экземпляр гигантской жабы, необходимый для исследовательских работ. Эту жабу видели в окрестностях города. Нашедшего просят звонить по указанному телефону. Его ожидает вознаграждение».
– Что это? – сказала мама. – Нашего Жаб Жабыча могут у нас забрать?
– Очень даже могут, – сказал папа.
– А почему?
– Да потому, что они его вывели. Это их собственность.
– Что значит собственность?! – поразилась мама. – В какое время они живут?
– В самое генетическое. Они кого хотят, того и выводят. И никто не может им это запретить.
– И что же, ты отдашь им нашего любимца, нашу жабоняню?
А Владик прижался к застывшему Жаб Жабычу и стал целовать его в мокрую морду.
– Ни за что! – ответил папа. – Мы его спрячем.
– Где?
– Ни «где», а «под чем»?
– Под чем?
– Под новым обликом.
– Под каким таким новым обликом? – спросила мама.
– Под обликом суринамской пипы.
– Что это ещё за цаца такая?
– Не цаца, а пипа. Это такая гигантская жаба, которая водится в Суринаме, в Африке. Мы скажем, что это подарок.
– От кого подарок? – удивилась мама.
– От мистера Зимбабве Ту-ту, твоего родственника из Суринама. Твоего двоюродного дедушки.
И хотя у мамы не было никакого двоюродного дедушки Зимбабве Ту-ту в Африке, а Суринам находится вовсе не в Африке,
Когда Жаб Жабыч пришёл в себя после короткого замыкания в мозгах, ему объяснили, что он уже не Жаб Жабыч, а Суринамыч. И что в присутствии посторонних людей он не должен ничего говорить, а только квакать. И нельзя ему квакать ничего лишнего, а то его опять заберут в институт генетики и будут долго изучать.
– Как изучать? – спросил Жаб Жабыч (теперь Суринамыч).
– Мало ли как, – ответил папа. – Препарировать.
После этих слов Суринамыч снова замер на полчаса, а то и на час.
Но в конце концов всё разрешилось. Все успокоились. Только надо было узнать, какого цвета бывают суринамские пипы. И если они красные или жёлтые, Жаб Жабыча надо было бы срочно перекрасить.
Выяснилось, что суринамские пипы чёрного цвета. И целую неделю Жаб Жабычу добавляли в пищу венгерскую морилку для мебели. Потому что именно таким образом один папин знакомый водопроводчик поменял цвет кожи и превратился в негра.
Бедному Жаб Жабычу к каждой еде давали стаканчик морилки, а он глубоко возмущался:
– И я должен это пить!
Папа его урезонивал:
– Люди за эту гадость деньги платят, а тебе бесплатно дают. Пей, и всё тут.
Жаб Жабыч ругался и пил. Пил и ругался.
Но зато Жаб Жабыч почернел, и никакой институт генетики ему теперь страшен не был.
Глава четвёртая
Жаб Жабыч становится великим исполнителем суринамских песен
Имя Суринамыч как-то не прилипло к Жаб Жабычу. Он был слишком мудр и солиден для того, чтобы его звали только по отчеству: Михалыч, Степаныч или там Капитоныч. Он снова стал Жаб Жабычем.
Но, несмотря на свою солидность и важность, он часто поступал совсем несолидно и нелепо. И вот новая неожиданность – Жаб Жабыч запел. То ли весна в нём какие-то таланты разбудила, то ли сам по себе у него талант проснулся, только Жаб Жабыч начал удивительно громко квакать, кукарекать и блеять по вечерам.
Как только чуть-чуть падала сырость и звуки становились пронзительней и звонче, Жаб Жабыч садился около маленького прудика, выкопанного для него папой, и заводил свою невыносимую дальнобойную песню. Главные слова в этой песне были «ква-ква» и «тыр-тыр»!
В ответ на эту призывную песню во всех окружающих домах закрывались окна, включались магнитофоны и в форточки вылетали ругательства.
Сколько Жаб Жабыча ни уговаривали петь вполголоса или петь в подушку, он никак не желал расставаться с возможностью петь для народа и для окружающей среды.