Жадина платит дважды

Калинина Дарья Александровна

– Но почему? – удивились мы. – Из скромности? Боитесь, что ничего не получится и над вами смеяться будут?

– Боюсь, но не из скромности, – сказал Василий. – Я же рассказывал, какие тут люди собрались. Им испортить чужой номер – раз плюнуть. Вот и таюсь.

– А родные у вас есть? – спросила я.

– Есть, мама, отец и брат. Он мне тараканов и прислал.

Он моряк.

– И вы им пишете? Как они реагируют на ваше увлечение? Они ведь далеки от цирка?

– Да уж, – кивнул Василий. – Дальше не придумаешь, отец инженер, а мама библиотекарь. Сначала

они протестовали, но когда поняли, что у меня это серьезно, то изменили свое мнение.

– А вы им рассказываете про свои успехи? – спросила Мариша. – Я почему спрашиваю: нам для статьи было бы хорошо поместить цитату из вашего письма домой. Дескать, вы не только целеустремленный человек, но и любящий сын. Многие старушки это очень любят, и редактор всегда настаивает, чтобы было что-нибудь душещипательное.

– Ничего душещипательного в моих письмах нет, можете сами убедиться, – сказал Василий, доставая из кармана замусоленную и помятую бумажку в каких-то подозрительно пахнущих желтых пятнах. – Вот мой черновик. Можете посмотреть, если что-нибудь пригодится, то буду рад.

Только не потеряйте и потом верните. С сочинительством у меня не очень, приходится над каждой фразой по часу думать.

В этом он был прав. Письмо явно корявое. Но одно ясно: почерк у Василия хоть и был похож на почерк мерзавца, забрасывавшего Алину угрожающими письмами, но все-таки не тот. В этом мы окончательно убедились, вернувшись к Алине в фургончик и сличив письма.

– Завитушку у Д заглавной видишь? – спросила у меня Мариша. – У Василия ничего подобного нет. И Р прописная у него совершенно иначе выглядит. И наклон немного меньше. Даже без экспертизы видно, что почерк другой.

Выходит, промахнулись.

– У нас остался в запасе наш первоначальный план, – вздохнула я. – Во время представления мы с Алиной незаметно оглядим зал. Может быть, она узнает какую-нибудь знакомую рожу, которая маячит рядом уже не первый месяц.

На этом мы и порешили. Вечернее представление не начиналось томительно долго. Наконец зрители заполнили ряды, Мариша пошла рисковать жизнью, а мы с Алиной притаились за кулисами.

– Узнаешь кого-нибудь? – поминутно спрашивала я у нее.

– Не торопи, – отбивалась она. – Я не уверена. Знаешь, что бы я тебе ни говорила про безопасность номера, но, когда в тебя летят ножи, как-то не хочется следить за публикой. Хотя постой. Вот этого типа я явно где-то уже видела. И сдается мне, не один раз.

И она указала на невысокого полного мужчину средних лет и весьма благообразной наружности. Если не считать того, что на самом кончике носа у него была малиновая бородавка и что он все время потел и вытирал блестящую лысину изрядно мокрым платком, в нем не было ничего подозрительного. На мой взгляд, маньяк должен выглядеть как-то не так. Более кровожадно, что ли.

Мужчина явно маялся и скучал, он ерзал на месте и поминутно поглядывал на часы. Дождавшись номера Никиты, он вздохнул с облегчением, и на его лице впервые за все представление проступила заинтересованность.

– Точно, он! – обрадовалась Алина. –

Видишь, как заволновался. А сейчас увидит, что меня нет, и враз позеленеет.

Она так радовалась, что у меня снова закралось подозрение: а не подстроила ли Алиночка себе растяжение, чтобы немного сбавить накал страстей. Никита благополучно откидал свои ножи, которые сегодня втыкались точно в положенные им места, и заинтересовавший нас мужчина с бородавкой начал собираться.

– Он же уходит! – испугалась Алина. – Сейчас совсем уйдет. И место у него с самого края. Наверное, специально выбирал. Марише за нами никак не успеть. Ей ведь еще переодеваться нужно. Придется нам вдвоем за ним следить.

– А как же твоя нога? Ты ведь не сможешь долго ходить, – запротестовала я.

– А нам и не придется. У меня есть машина, а тут только одна стоянка. Если этот тип с бородавкой приехал на машине, то она должна быть там. А если на автобусе, то еще лучше, проследить будет еще легче. Но только он не похож на человека, который ездит в автобусе, – сказала Алина, бодро ковыляя по территории городка. – Знаешь, Даша, вы с подругой меня пристыдили. И в самом деле, сколько можно трястись от страха перед этим типом с его гнусными письмами. Нужно взглянуть ему в лицо, может быть, он вовсе не так страшен, как я себе представляла.

У Алины оказалась симпатичная новенькая «Деу-Нексия» цвета топленых сливок. На стоянку мы успели даже раньше типа с бородавкой, которого задержала билетерша, требовавшая, чтобы он досмотрел представление, раз уж заплатил. Мы внимательно проследили, как он сел в синюю «шестерку», и тронулись за ним. За руль пришлось сесть мне, так как Алинина нога не позволяла ей управлять машиной.

Мужчина пересек центр города и остановился перед новым домом на станции метро «Академическая», нависавшим над станцией метро, подобно космическому кораблю.

– Кажется, я знаю, куда он направляется, – прошептала Алина. – Нам нет нужды дальше следить за ним.

Я вспомнила, где я видела этого типа.

– И где же?

– На съемках. Он то ли помощник нашего режиссера, то ли администратор. Должно быть, наш толстяк-режиссер послал его узнать, правда ли, что я заболела, не сачкую лия.

– С чего это к тебе такое внимание? – пробормотала я, но Алина не стала отвечать, сделав вид, что не слышит.

Обратно мы вернулись уже в темноте. Остановив машину на стоянке, я увидела, что Алина странно задумчива.

Потом она повернулась ко мне и серьезно спросила:

– Можно попросить тебя об одном одолжении?

– Смотря о каком, – наученная общением со своими подругами, осторожно ответила я.

– Не говори никому, кроме Мариши, кем оказался этот тип с бородавкой.

– Почему? – спросила я. – Раз уж я обещаю молчать, то я должна знать почему.

– Понимаешь, эту халтуру со съемкой я нашла. А если ребята узнают, что за нами следят и не верят нашим словам, то они могут обидеться на режиссера и отказаться от съемок. А он платит хорошие деньги. Мы с Никитой у Карабаса столько за месяц зарабатываем.