Жадный, плохой, злой
Шрифт:
– Честно говоря, на тебя и на твое имя мне насрать, будь ты хоть Сулейманом, хоть шайтаном. Можешь назваться даже Али-Бабой – главное, держись подальше.
Бритоголовый не послушался моего совета.
– Подальше? – тупо переспросил он, а сам вдруг прыгнул вперед.
Все он правильно рассчитал: и дистанцию подходящую выбрал, и вес тела приготовился перенести на левую ногу во время удара. Не учел только, бесшабашный, что я тоже устремлюсь ему навстречу.
Его кулак рассек горячий воздух в каком-нибудь сантиметре от моей головы, а в следующее мгновение эта самая голова врезалась в его смуглое лицо, аккурат между выскобленным до синевы лбом и черной бородой. Там размещался
Душман не обратил никакого внимания на подобную ерунду. Гораздо сильнее обеспокоила его моя правая пятерня, впившаяся в его промежность с яростью клешни оголодавшего краба. Я до предела сжал пальцы, пару раз рванул все, что они сгребли, из стороны в сторону, а потом убрал руку и стал с любопытством наблюдать за превращением грозного противника в скулящее существо, норовящее бухнуться на колени.
Пришлось придать качающейся фигуре неуверенное равновесие. Это было проделано в два счета: короткий быстрый удар по почкам плюс хлесткая добавка по заросшему волосами кадыку. Душман устоял, потому что не смог решить, куда ему падать: вперед или назад. Пока он таким образом колебался на подгибающихся ногах, я направился прямиком к разжигателю нашей маленькой междуусобной войны.
– Забирай своего джинна и проваливай, – порекомендовал я, сосредоточив все свое недоброе внимание на беспорядочно заметавшихся зеркальных очках. Если они были сработаны из настоящего стекла, а не из дешевой пластмассы, то их обладатель рисковал окриветь на один глаз, как только моему правому кулаку надоело бы бесцельно болтаться над землей.
– Идиот, – прошипел мордастый заводила, позаботившись вначале о том, чтобы отгородиться от меня бирюзовым корпусом своего шикарного авто. Полуспортивная тачка, полубрюки, робкие намеки на полноценный нос и конкретные усы… Этот тип был явно каким-то недоделанным и нравился мне все меньше и меньше, особенно когда открывал свою пасть. – С тобой, придурком, просто хотели побеседовать, вот и все, – бубнил он, озираясь по сторонам. Ты сам полез на рожон, сам нарвался на неприятности. Теперь не обижайся…
– Иди сюда, – предложил я с открытой улыбкой. – Повтори все это мне на ушко тихим проникновенным голосом. Возможно, я осознаю свою вину и перевоспитаюсь.
– Перевоспитаешься! – пообещал мой щекастый собеседник, топорща скудную поросль под носиком-пуговкой. – Тебе, скотина безмозглая, рога быстро пообломают. Кровью ссать будешь! Собственными зубами плеваться!
Я пожалел, что не разбил очки, пока они еще находились в пределах досягаемости. Теперь было не до них. Душман уже успел кое-как оклематься, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в нашу сторону. Передвигался он валко, враскорячку, точно передразнивал походку моряка, сошедшего на берег после многодневной болтанки в море. Такой вот – присмиревший, с разбитыми губами – он импонировал мне больше, чем пару минут назад. Я бросил участливый взгляд на его нос, пытаясь определить, распух ли он после столкновения с моим лбом или таким и был задуман при сотворении.
Беззвучно выкинутое лезвие бритвы прервало мои размышления. Сверкая всеми своими солнечными зайчиками сразу, оно приближалось ко мне вместе с заметно озлобившимся Душманом. Он сунулся ко мне явно не для того, чтобы обрить мою голову тоже. Его черная одежда призрачно колыхалась в знойном мареве. Смуглый оттенок его кожи сменился кефирной бледностью, а кровь, запекшаяся на губах и бороде, придавала ему вид вурдалака, у которого не на шутку разыгрался аппетит.
Глупо было соваться к нему с извинениями, увещеваниями или предложениями распить мировую. Вместо этого я шагнул к забору и
Шмяк! После этого смачного удара широкая доска выскользнула из моих пальцев, но не упала на землю. Гвозди, догадался я, когда противник слепо замотал головой, пытаясь избавиться от неожиданного дополнения к своему портрету. Он уже почти отодрал штакетину от своей густой бороды, но довести эту болезненную процедуру до конца так и не успел. Лишь раскрытая бритва осталась валяться там, где удар настиг неугомонного Душмана. Сам он после серии боковых ударов сначала проверил голубой забор на прочность, а потом сполз по нему вниз и присел на корточки, совершенно не стремясь развить наше короткое знакомство. Пыль и колючие шарики репейника оказались не лучшим дополнением к его траурному маскараду. Он растерял добрую половину своего мрачного очарования. Может быть, даже целых две трети.
Честно говоря, я тоже выглядел не ахти как: весь взмок, запыхался с непривычки. Давненько мне не приходилось махать кулаками. Что касается пригорюнившегося в бурьяне Душмана, так ему лучше было вообще не начинать. Он это уже понимал, отчаянный головорез. Глаза на меня не поднимал, лишь пристыженно сопел да осторожно возился с последним кривым гвоздем, прихватившим щеку на манер рыболовного крючка.
– Ты так до второго пришествия будешь колупаться, – посетовал я, склонившись над Душманом, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь. А когда злополучная доска оказалась у меня в руках, счел нужным немного его подбодрить: – Не убивайся ты так, Зорро. Шрамы украшают мужчину. Хочешь, добавлю еще парочку? Бесплатно.
Душман решил сохранять высокомерное молчание, хотя оно могло быть истолковано мной как знак согласия. Для этого ему потребовалось немалое мужество, согласитесь. Поэтому я снял вопрос с повестки дня и оставил гордого противника в покое.
В тот самый момент, когда я лениво повернулся к бирюзовой машине, ее двигатель зашелся невообразимым скрежетом. Виной тому были нервозные манипуляции юркнувшего внутрь владельца. Сдав назад, он развернулся, подмяв автомобильным днищем маленькую плантацию фиолетовых мальв. Из-под прокрутившихся вхолостую задних колес вырвался пыльный шлейф, а потом машина рванулась вперед, отъехала на безопасное расстояние и затормозила, издав короткий визг, в котором страх и ненависть смешались в равных пропорциях.
– Я не прощаюсь! – зловеще загорланил обладатель хомячьих щек и пуговичного носа, на котором неизвестно как держалась дужка сверкающих очков. Впрочем, они все же упали, когда он вознамерился высунуться из окна чуть ли не по пояс.
Я притворился обиженным:
– Не хотите сказать мне «до свиданья»? Англичанам еще простительно, такая уж у них традиция… А с вашей стороны это просто хамство!
Багровые щеки моего собеседника возмущенно затряслись, но он больше ничего не сказал. Даже за своими зеркальными стекляшками не рискнул выбраться. Дождался своего изрядно помятого спутника и газанул так, что у проснувшихся дворовых собак случилась коллективная истерика.
Зашвырнув бритву на чужие задворки, я оглянулся по сторонам, желая выяснить, не было ли свидетелей моего триумфа. Две бабульки, навалившиеся на свои калитки, сделали вид, что выискивают в небе отсутствующие облака. Белобрысый шкет поспешно втянул голову в заросли лопухов. А дядя Митя (или Витя?), неизвестно как очутившийся со своим велосипедом прямо за моей спиной, укоризненно произнес:
– Ты чего это, Игорек, на людей кидаешься?
– Поддал с утреца, – соврал я и смущенно почесал затылок.