Жак-фаталист и его Хозяин
Шрифт:
– Вот вам за труды, – сказал он, бросая ей экю. – Вы стоите дороже для всякого другого, кроме Жака. Желаю вам ежедневно получать вдвое, но вне моего дома; вы меня поняли?.. А ты, Жак, поторопись сесть на лошадь и вернуться к своему хозяину.
Жак отвесил судье поклон и удалился без возражений, говоря самому себе:
«Плутовка, бесстыдница! Видно, свыше было предначертано, что поспит с ней другой, а платить буду я… Ну, Жак, утешься: разве с тебя не достаточно и того, что ты нашел кошелек и часы и что это так дешево тебе обошлось?»
Жак садится на лошадь
– Вернись только, вернись только, бездельник! Я тебя!..
Тут он принялся зевать во весь рот.
– Зевайте, сударь, зевайте, – заметил Жак, – а где ваша лошадь?
– Моя лошадь?
– Да, ваша лошадь…
Хозяин, тут же сообразив, что у него украли лошадь, вздумал было оттузить Жака поводом, но тот сказал:
– Потише, сударь, я сегодня не в настроении терпеть удары; один – куда ни шло, но после второго я удеру и оставлю вас здесь…
Эта угроза сразу смягчила гнев Хозяина, и он спросил более мягким тоном:
– Мои часы?
– Вот они.
– А кошелек?
– Вот он.
– Ты долго провозился.
– Не слишком для всего того, что проделал. Выслушайте меня. Я отправился туда, дрался, взбудоражил всех крестьян, взбудоражил всех горожан, меня сочли за грабителя с большой дороги, отвели к судье, подвергли двум допросам, я чуть было не подвел под виселицу двух молодцов, заставил прогнать лакея, выставить из дому служанку, подвергся обвинению в том, что переночевал с особой, которой никогда не видал, но которой мне тем не менее пришлось заплатить, и вот я здесь.
– Пока я тебя дожидался…
– Пока вы меня дожидались, свыше было предначертано, что вы заснете и что у вас уведут лошадь. Ну что же, забудем об этом. Лошадь потеряна, но, быть может, свыше было предначертано также и то, что вы ее найдете.
– Ах, лошадь! Бедная моя лошадь!
– Скулите хоть до утра, этим делу не поможешь.
– Как же нам быть?
– Садитесь позади меня, или если предпочитаете, то давайте оба снимем сапоги, привяжем их к седлу моей лошади и будем продолжать путь пешком.
– Ах, лошадь, бедная моя лошадь!
Они порешили идти пешком, причем Хозяин время от времени восклицал: «Ах, лошадь, бедная моя лошадь!» – а Жак вкратце излагал свои приключения. Когда он дошел до обвинения, предъявленного ему девицей, Хозяин спросил:
– И ты действительно с ней не ночевал?
Жак. Нет, сударь.
Хозяин. Но заплатил?
Жак. Именно так.
Хозяин. Со мной однажды был худший случай.
Жак. Вы заплатили после того, как переночевали?
Хозяин. Угадал.
Жак. Не расскажете ли вы мне об этом?
Хозяин. Прежде чем перейти к моим любовным похождениям, покончим сперва с твоими. Ну-с, Жак, рассказывай про свою любовь, которую я согласен считать первой и единственной в твоей жизни, несмотря на приключение со служанкой консизского окружного судьи, ибо если ты и ночевал с ней, то это еще не значит, что ты в нее влюблен. Мы ежедневно ночуем с женщинами, которых не любим, и не ночуем с женщинами, которых любим. Но, ах!..
Жак. Что еще за «ах»?.. В чем дело?
Хозяин. Ах, моя лошадь!.. Не сердись, друг мой Жак; стань на место моей лошади, представь себе, что я тебя потерял, и скажи, разве не стал бы ты ценить меня больше, если б я восклицал: «Ах, Жак, бедный мой Жак!»?
Жак улыбнулся и сказал:
– Я остановился, если не ошибаюсь, на беседе крестьянина с женой в ночь после перевязки. Я немного поспал. Супруги встали позднее обыкновенного.
Хозяин. Надо думать.
Жак. Проснувшись, я тихонько раздвинул полог и увидал у дверей крестьянина, его жену и лекаря, устроивших там тайное совещание. После того, что я подслушал ночью, мне нетрудно было угадать, о чем шла речь. Я кашлянул. Лекарь сказал мужу:
«Он проснулся. Сходите-ка, кум, в погреб; хлебнем по глотку: это придаст руке твердость; затем я сниму повязки, и мы позаботимся об остальном».
Вино принесли и распили, ибо на профессиональном наречии хлебнуть по глотку значит осушить по меньшей мере бутылку; после чего лекарь подошел к моей постели и спросил:
«Как провели ночь?»
«Недурно».
«Дайте руку… Так, так, пульс неплохой, лихорадка почти прошла. Посмотрим колено… Помогите-ка нам, кума», – добавил он, обращаясь к хозяйке, стоявшей за пологом у постели.
Она позвала одного из ребятишек.
«Нам не ребенок нужен, а вы: одно неверное движение причинит лишнюю возню на целый месяц. Подойдите ближе».
Хозяйка подошла, опустив глаза.
«Держите вот эту ногу, здоровую, а я займусь другой. Тише, тише… Ко мне, еще немного… Теперь слегка направо, голубчик… направо, говорю я тебе… вот так…»
Я вцепился обеими руками в простыню, скрежетал зубами, а пот катился с моего лица.
«Не сладко, приятель?»
«Совсем не сладко».
«Вот так. Отпустите ногу, кума, возьмите подушку; пододвиньте стул и положите ее туда… Слишком близко… Немножко подальше… Дайте руку, приятель, жмите крепче. Ступайте за кровать, кума, и возьмите его под мышки… Превосходно!.. Как, кум, осталось там еще что-нибудь в бутылке?»