Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой
Шрифт:
– Что ты намерена делать?
Я честно призналась:
– Пока не знаю. Уеду в Европу, обдумаю и сообщу тебе.
У Джека больше не было такого помощника, как Джозеф Кеннеди, способного вернуть меня в случае ухода. К тому же жизнь президента радикально отличается от жизни сенатора, в случае нашего развода Джеку ни за что не стать президентом на второй срок, а слухи о его любовных похождениях, вернее, развлечениях немедленно перестанут быть просто слухами, найдется множество женщин, которые пожелают подробно рассказать о своих отношениях с президентом.
Думаю, от таковых
– Джеки, я не думаю, что тебе стоило принимать предложение Онассиса сейчас.
Он даже в глаза не смотрел, как нашкодивший щенок. Я спокойно пожала плечами:
– Я не думаю, что тебе стоило заводить любовницу сейчас, но ты же делаешь то, чего не стоит делать…
– Это не любовница, это случайность.
– Джек, избавь меня от объяснений. Я поеду, потому что отныне буду делать то, чего хочу я. Ты не считаешься со мной, почему же я должна считаться с тобой?
Я не могла сказать, что мне легче уехать хоть в Австралию, хоть вообще к пингвинам в Антарктиду, только бы не видеть его предательства.
Джек прекрасно это понял, вздохнул:
– Хорошо, ты поедешь в круиз, только не устраивай скандал.
– Разве я когда-нибудь устраивала тебе скандалы?
– Джеки, скоро выборы…
Это единственное, что его интересует больше женщин – политика, вернее, возможность задержаться в Белом доме еще на один срок.
– Да, думаю, ты только поэтому делал вид, что готов быть верным мужем. Я не намерена еще один срок под прицелом камер и тысяч глаз делать вид, что не замечаю твоих измен. Я всегда помогала тебе, чего бы это мне ни стоило, столько лет терпела твое предательство, шла навстречу, была мудрой супругой, вовремя отворачивалась, чтобы у твоих любовниц была возможность исчезнуть вслед за тобой с какого-нибудь приема, вовремя уезжала, позволяя замять очередной скандал с очередным секс-символом, не замечала намеков и откровенных насмешек, делала вид, что просто выше всего этого. Но, Джек, мне тридцать пятый год, мы десять лет женаты, и мне кажется, я достаточно натерпелась, пора подумать и о себе. Ты не будешь президентом еще один срок, передай эстафету Бобби, у него лучше получается совмещать политику и семью.
Джек готов был взорваться, но он политик до мозга костей и прекрасно понимал, что наш развод положит конец надеждам на второе президентство.
– Сейчас ты возбуждена и обижена, давай поговорим позже. И о приглашении Онассиса тоже.
– Это не обсуждается.
– Но Аристотель Онассис не тот человек, с которым стоило бы проводить время!
– Я буду не одна, там Ли и Стас, кроме того, я приглашу княгиню Ирен Голицыну. И я знаю немало женщин, с которыми президенту не стоило бы проводить время.
– Ты меня шантажируешь?
– Нет, и не намерена делать это никогда. Я просто защищаю свою жизнь и наших детей.
Конечно, я не помню разговор дословно, конечно, сейчас что-то упускаю, а что-то излишне выпячиваю, но суть осталась верной: в нашей жизни произошли изменения, но вовсе не потому, что изменился Джек, Кеннеди не меняются, изменилось мое отношение к происходящему. Я не лгала, когда говорила Джеку, что люблю его и буду любить всю жизнь – его или свою, как получится, но я знала, что больше не могу ему верить. Те слезы очищения были таковыми только для меня, для Джека это оказалась лишь минута слабости.
Минута слабости прошла, и господин президент вернулся в свое привычное состояние, а потому меня снова и снова ждали его измены с любой, кто имел красивую грудь, подходящую фигуру и белокурые волосы. Я этому идеалу не соответствовала никогда и никогда уже не буду соответствовать.
Я хорошо отдохнула на яхте Онассиса «Кристина». Ли со Стасом, Ирен Голицына с мужем, Трумэны-младшие по просьбе самого Джека (для приличия)…
Аристотель предложил отдать яхту в наше полное распоряжение, а самому остаться на берегу, но я посчитала, что это неприлично. Онассис был с нами. Между ним и Ли, конечно, что-то было, поговаривали, что Ари даже задумал жениться на Ли после ее второго развода. Стас не протестовал, их с моей сестрой брак уже давно дал трещину.
Никакого романа с Онассисом тогда у меня не было, но симпатия осталась.
Джек страшно переживал, видно, понимая, что наш брак тоже может развалиться.
Он написал:
«Помоги мне стать другим. Я хочу быть верным мужем и хорошим семьянином, но ЭТО сильней меня. Ты же знаешь, что виноваты гормоны, лекарства…»
Да, я помнила про лекарства, но остальные Кеннеди ничего подобного не применяли, а верными мужьями никогда не были. Возможно, над этим стоило задуматься раньше, и сама виновата, что оказалась в нелепой ситуации.
Джек просил:
«Ты отдалилась. Скажи, что ты меня по-прежнему любишь…»
Я никогда не умела этого делать – не умела говорить. Понимала, что, наверное, это нужно в общении с любимым мужчиной, но переступить какую-то невидимую черту и начать произносить слова, которые можно произнести лишь мысленно…
И тогда я просто взялась за ручку и написала…
Все, что было тяжело, невозможно сказать вслух, довольно легко легло на бумагу. Я легко объяснилась в любви в письмах. Написала о том, что чувствую, что не могу без него, это были настоящие любовные письма.
Я не понимала только одного: неужели всего этого не видно в каждом моем взгляде, в долготерпении, в стремлении прийти на помощь, сделать все и даже больше, чем ему нужно? Неужели он не видел, как это больно – его измены? Неужели, находясь рядом со мной десять лет, он так и не увидел меня саму? Не увидел, не заметил? Но если Джек не заметил моей любви к нему, значит, она была не нужна…
Сам того не ведая, муж признал главное – он меня не любит и никогда не любил. Наш брак был браком по расчету не с моей, а с его стороны. Подходящая супруга, умеющая держать удар…